Норрис продолжал идти, надеясь, что девушке надоест его преследовать. Однако все время, пока он брел на север вдоль реки Чарлз, Роза бежала за ним, словно назойливая собачонка.

— Значит, все чудесно и прекрасно, если вы не имеете к этому отношения, верно? — снова заговорила Роза.

— Не в моей власти заниматься этим делом.

— Но вы ведь сами видели это существо. И обнаружили труп бедняжки Мэри.

Норрис обернулся к Розе.

— Знаете ли вы, как близок я был к тому, чтобы потерять свое положение? Было бы безумием с моей стороны задавать новые вопросы по поводу этих убийств. Достаточно всего нескольких слухов, и я потеряю все, ради чего трудился. После чего мне только и останется, что вернуться на отцовскую ферму!

— Неужели быть фермером так ужасно?

— Да, ужасно! Ведь у меня есть более высокие желания!

— И ничто не должно помешать им, — горько проговорила Роза.

Норрис бросил взгляд в сторону дома доктора Гренвилла, подумал о выпитом шампанском, об элегантно одетых девушках, с которыми танцевал. Когда-то его желания были гораздо скромнее. Он хотел завоевать признательность пациентов. Почувствовать удовлетворение оттого, что вырвал больного ребенка из пасти смертельного недуга. Но сегодня в доме доктора Гренвилла он увидел то, о чем даже и не мечтал, — все эти блага он может когда-нибудь получить, если не совершит ошибку, если не допустит ни одной оплошности.

— Я думала, вам не все равно, — сказала Роза. — А теперь понимаю, что в действительности вас интересуют лишь богатые друзья и их роскошные дома.

Вздохнув, Норрис перевел взгляд на девушку.

— Мне не все равно. Просто я ничего не могу поделать. Я не полицейский. Мне не с чего соваться в это дело.

Рекомендую и вам, мисс Коннелли, отстраниться от него.

Он отвернулся.

— Я не могу отстраниться, — возразила Роза. Ее голос дрогнул. — Я не знаю, куда мне еще пойти…

Норрис сделал несколько шагов и заколебался. Остановился. Роза тихо плакала за его спиной. Обернувшись, он увидел, как девушка, устало прислонившись к воротам, печально свесила голову. Норрис никогда раньше не видел Розу Коннелли такой беззащитной, она совсем не походила на ту девушку, которую он впервые встретил в больничной палате.

— Вам негде переночевать? — спросил юноша и увидел, как она кивнула. Норрис засунул руку в карман: — Если дело в деньгах, вы можете взять все, что у меня есть с собой.

Внезапно выпрямившись, Роза бросила на него сердитый взгляд:

— Я ничего не прошу для себя! Это ради Мегги. Все ради Мегги. — Она гневно утерла лицо. — Я пришла к вам, потому что считала — мы чем-то связаны, вы и я. Мы оба видели это существо. И оба знаем, на что оно способно.

Возможно, вы его не боитесь, а я боюсь. Оно хочет отобрать ребенка и поэтому преследует меня. — Глубоко вздохнув, Роза плотнее укуталась в плащ, словно стремясь защититься от всевидящей ночи. — Я больше не стану докучать вам, — пообещала она, отворачиваясь.

Норрис смотрел, как уходит Роза, как маленькая фигурка постепенно скрывается за пеленой падающего снега.

Я всегда мечтал спасать людям жизнь, подумал он, героически сражаться за нее у постелей бесчисленных больных. Но когда одинокая девица умоляет меня о помощи, я даже и не думаю беспокоиться.

Маленькая фигурка уже почти затерялась в снежных вихрях.

— Мисс Коннелли! — крикнул Норрис. — Моя комната совсем недалеко. Если вам сегодня негде переночевать, она к вашим услугам.

«Это было ошибкой», — сверлила голову мысль.

Норрис лежал в постели, размышляя о том, что он будет делать со своей гостьей утром. В приступе беспечного великодушия он взвалил на себя совершенно ненужную ответственность. Всего лишь на время, пообещал он себе, долго это продолжаться не будет. По крайней мере, девица изо всех сил старалась вести себя ненавязчиво. Вслед за ним она тихонько проскользнула вверх по лестнице, и никто из обитателей дома не догадался, что он тайком провел к себе женщину. Словно изнуренный котенок, она свернулась клубком в уголке и тут же уснула. Норрис даже не слышал ее дыхания. О том, что она здесь, можно было догадаться лишь по силуэту, выделявшемуся на полу в другом конце комнаты. Он задумался о сложностях своей собственной жизни, но в сравнении с тем, что каждый день ожидало Розу Коннелли на улице, они показались ему незначительными. «Я ничего не могу с этим поделать, — думал Норрис. — Мир несправедлив, и я не в силах изменить его».

Когда на следующее утро Норрис поднялся, девушка еще спала. Он думал было разбудить ее и выпроводить на улицу но не осмелился. Она спала крепко, как ребенок. При свете дня ее одежда выглядела еще более изношенной: плащ явно неоднократно штопали, а на подоле юбки засохла грязь. На пальце поблескивало колечко с цветными стеклышками вместо камней — дешевый вариант тех разноцветных колец, которые он видел на руках многих дам, даже своей матери. Ее кольцо казалось жалким их подобием — такое жестяное украшение можно подарить разве что ребенку. Норрису показалось странным и трогательным, что Роза без всякого стеснения носит на пальце такую безделушку, словно с гордостью демонстрируя свою бедность. Пусть девушка бедна, зато ее лицо изящно и безупречно, а каштановые волосы медью отливают на солнце. Если бы ее голова покоилась не на тряпье, а на изящной кружевной подушке, Роза смогла бы соперничать красотой с любой дивой Маячного холма. Однако в будущем бедность наверняка сотрет краски с лица Розы Коннелли задолго до того, как румянец спадет со щек какой-нибудь тамошней обитательницы. «Мир несправедлив, и я не в силах изменить его», — снова подумал юноша.

Денег у него было в обрез, однако Норрис оставил рядом с девицей несколько монет — какое-то время ей удастся прокормиться. Когда он вышел из комнаты, Роза еще спала.

* * *

Он ни разу не был на службе преподобного Уильяма Чаннинга, хотя неоднократно слышал о нем. И действительно, невозможно было не знать о Чаннинге, чьи якобы завораживающие проповеди привлекали в унитаристскую церковь на Федеральной улице все больше преданных последователей. Давеча на приеме у доктора Гренвилла сестры Уэлливер вовсю распевали дифирамбы Чаннингу.

— Воскресным утром вы увидите там всех влиятельных людей, — распиналась Китти Уэлливер. — Мы все будем там завтра — господин Кингстон, господин Лакауэй и даже господин Холмс, хотя его вырастили кальвинистом.

Нельзя пропустить это, господин Mapшалл! Его проповеди такие яркие, такие мудрые. Он и в самом деле заставляет людей думать!

Хотя Норрис сомневался, что в голове Китти Уэлливер способна возникнуть хоть одна мудрая мысль, он не мог пренебречь ее советом явиться на проповедь. Накануне вечером Норрис бегло познакомился с кругом людей, в котором надеялся вращаться в будущем, а сегодня утром те же люди будут сидеть в церкви на Федеральной улице.