— Для глаз ничего не осталось. Но изгнание оставляет следы на душе для тех, кто может видеть. — И Козантир мог видеть.

— А она не была изгнана? — Седрик уставился на нее. Он отступил назад с таким видом, словно его ударили.

Эмма коснулась своего лица, ощупывая тонкие шрамы. Седрик объявил о ее изгнании, но она так и не смогла увидеть черные отметины на своем лице.

Она никогда не смотрела.

Я никогда не была изгнана.

— Но Андре и Гэри погибли из — за меня.

— Ты была предлогом. Ты ничего не сделала. — Гавейн взглянул на Калума. — Черт возьми, Эмма была настолько невинна, что даже не знала, как флиртовать, не говоря уже о том, чтобы заставить двух мужчин подраться. Я был ее первым мужчиной. Каждый раз, когда кто — то приводил ее в комнату, она удивлялась — наполнялась восторгом, что кто — то хотел ее.

Эмма покачала головой.

— Но, я…

— Клянусь Богом, — пробормотал Райдер и крепче прижал ее к себе. — Медвежонок, разве ты не видишь? Эти самцы были настроены на драку. Если бы не ты стала причиной, они нашли бы что — нибудь другое.

Бен поцеловал ее пальцы.

— Медвежонок, ты просила их бороться за твою благосклонность?

— Нет, конечно, нет!

— Довольно много женщин так делают, — Райдер посмотрел направо, и его взгляд стал холодным. — Женевьева всегда так делала. Это не противозаконно… просто дерьмово.

— Но я выбрала мужчину и поддалась другому.

— Да, — согласился Бен. — Это нормально. Такое случается. Более опытная женщина, возможно, смогла бы контролировать свою реакцию.

— Но женщина на своем первом Собрании обычно дезориентирована, — сказала Вики. — Ты не контролируешь себя. Твой разум захвачен всеми ощущениями.

Запах каждого мужчины, звук голоса, смех… Она все время терялась. Она повернулась к Гавейну.

— Я не флиртовала? Не сделала ничего плохого?

— Нет, ты вообще ничего не сделала. — Он улыбнулся. — Нет закона, запрещающего быть очаровательной.

Рычание Бена вырвалось из его груди и отдалось вибрацией на ее коже.

Гавейн осторожно отступил на шаг.

Удовлетворенно ворча, Бен погладил ее по волосам.

— Ты отреагировала, как любая молодая самка, дорогая. Ты не сделала ничего плохого.

Ее глаза наполнились слезами. Она заплатила, возможно, несправедливо, но она была здесь и…

— Они умерли.

Обняв одной рукой Вики, Алек встал рядом с Калумом.

— Последствия глупости могут быть суровыми. Они были молоды, движимы тестостероном и неуправляемы. Они заплатили ужасную цену.

— Мир не всегда справедлив. — Бог все еще стоял за плечами Калума, когда тот обратил свой черный взгляд на Седрика. — Но решения, выносимые Козантиром, должны быть справедливыми.

— Три года. — Рука Райдера болезненно сжала ее руку. — Ты жила изгнанницей три гребаных года. — С каждым вздохом его рычание становилось все слышнее.

— Эмма. Клянусь Богом… — Козантир с Горы Худ опустился на колени, словно не в силах удержаться на ногах. — Что я наделал?

— Ты загнал беззащитную, невинную женщину в изгнание. Заставил ее думать, что она виновна. Одна за троих. Черт. На годы. Вот, что ты сделал. — Ярость Райдера отразилась от гор. Он поднялся. Его руки превратились в когти.

На поляне оборотни зашептались, и Эмма поняла, что их гнев был сосредоточен на Козантире с Горы Худ. За Эмму.

У нее есть друзья. Друзья.

Прежде чем Райдер успел напасть, Эмма схватила его за икру обеими руками и удержала. — Никаких драк.

— Он обидел тебя. Он…

— Возможно. Но Гэри был его сыном. Ты знаешь, как бы ты себя чувствовал, если бы Минетта была ранена или… — Умерла. Она даже не могла произнести это слово. Мир остановится, если Минетта умрет.

Райдер замер, а через секунду его пальцы разжались.

— Черт. — Он встретился с ней взглядом, разделяя это знание. Смерть ребенка была бы самой страшной болью из всех возможных.

— Эмма. — Все еще стоя на коленях, Седрик прослезился. — Я был так… переполнен ненавистью. Смерть Гэри. Смерть Андре. Ни в том, ни в другом не было твоей вины. — Его челюсти сжались, когда он понизил голос. — В своем горе я искал кого — то или что — то, чтобы обвинить.

От него исходила боль.

— Козантир…

Он покачал головой, его губы изогнулись в полуулыбке.

— Не очень долго. Думаю, когда я вернусь, Бог уберет от меня свою руку и выберет другого. Мое зрение стало… не таким острым.

— Но… — Он больше не будет Козантиром своей территории?

Он наклонился вперед и взял ее за руку.

Бен за ее спиной напрягся. Райдер подошел ближе.

— Эмма, ты не такая, как твоя мать, и никогда ею не была. Теперь я это ясно вижу. Город и я относились к тебе несправедливо — как к ребенку, как к женщине, как к барду. Надеюсь, в конце концов, ты сможешь простить меня.

— Я уже простила, — мягко сказала она.

Она кое — что узнала о людях. О Седрике. И о Райдере тоже. И ее мать, и Женевьева были похожи на камни, падающие в маленький пруд. Эгоцентричное воздействие привело к тому, что гнев и ненависть выплеснулись наружу и повлияли на окружающих.

Усмехнувшись, Алек помог ошеломленному Козантиру подняться на ноги.

— У Эммы мягкое сердце. Моя женщина выпотрошила бы тебя и оставила койотам.

— Чертовски верно, — ответила Вики.

— Мне все равно, выпотрошит она его или нет. У меня тут другие заботы. — Райдер поднял Эмму с колен Бена и поставил на ноги. — В его темном голосе появились резкие нотки. — Черт возьми, женщина, какого хрена ты не рассказала нам обо всем этом раньше?

— Черт возьми, женщина?

Прошу прощения?

Она пережила Седрика, изгнание, поход с горы. Ее запас вежливости был исчерпан. Все израсходовано.

— Дай подумать. — Она уперла руки в бока. — Может, потому что ты нравишься мне всего неделю или около того? Или, может быть, потому что у тебя проблемы с женщинами?

Он моргнул, глядя на нее, пораженный, как пума, которую мышь укусила за нос.

Черт возьми, женщина. О-о-о, обида все еще жгла. Если подумать, разве он не просил ее об одолжении? — Не сделаешь ли ты мне одолжение и не отлупишь меня, когда я все испорчу?

— Так… самец… предупреждаю. Всякий раз, когда ты будешь обращаться ко мне «черт возьми, женщина», ты получишь это в качестве ответа. — Она ударила его по руке. Сильно.

Достаточно сильно, чтобы он поморщился.

Бен выглядел потрясенным.

— Эмма?

После мгновения ошеломления Райдер взревел, его смех был глубоким и богатым.

— Мне нужно быть более осторожным с тем, о чем я прошу.

Она внимательно посмотрела ему в лицо, незаметно встряхнув пульсирующей