Макданн звонит по телефону кому-то в тейсайдской полиции и просит их связаться с Гулдами и остановить похороны.

Завтрак на пятерых на высоте 35000 футов, затем вид на Эдинбург с высоты птичьего полета: мрачное величие, чуть подернутое туманом. Мы приземляемся в начале второго и сразу же пересаживаемся в сэндвич с ягуаровым вареньем («ягуар» посередине, а спереди и сзади по «форду» — ха!). «Ягуар» через мост направляется на север, никаких тебе мигалок или сирен, но идем мы — ого-го, хер свидетель — никогда еще так гладенько не ездил на машине; полная свобода — летим под сотню и насрать на скрытый контроль за скоростью, а кто попадается впереди — тут же в жопу куда-то исчезает, словно его и не было; бог ты мой, он сначала тормозит (а иногда начинает вилять — водилу, видать, бросает в холодный пот, а живот со страху готов вывернуться наизнанку), потом безропотно уходит влево[89]и снова тормозит; ей-богу, в жизни не видел, чтобы здоровенная «бээмвуха» пятой серии так быстренько уступала дорогу, словно они все на «2CV».[90]Ну просто класс.

Я беру его за одну ногу, Энди — за другую, и мы волочем его лицом вниз через папоротники к северо-восточному краю холма. Его вельветовые брюки по-прежнему спущены, они скатались у его колен и мешают нам — приходится остановиться, перевернуть его, и, натянув брюки на место, мы застегиваем их на одну пуговицу. Писька у него теперь маленькая, и на ней запеклась кровь. Мы тащим его под деревьями; в другой руке Энди все еще держит сук, которым мы молотили мужика по голове.

Мы оказываемся в густых зарослях под деревьями — среди рододендронов и ежевики. Энди расчищает путь в кустарнике, и мы тащим наш груз дальше под шипами и мягкими ягодами ежевики, под матовыми рододендроновыми листьями в зеленую темень; рюкзак цепляется за ветки, и Энди снимает его и швыряет вперед.

Мы подходим к низенькому цилиндру, выложенному из необтесанных камней, — второй из двух вентиляционных шахт старого железнодорожного тоннеля под горой.

Съехав с магистрали, мы не снижаем скорости; когда едешь на полицейской машине, другие просто ложатся под тебя — пожалуйста, обгоняй. Невероятно. Я почти жалею, что стал журналистом, а не полицейским водилой; ну и шибкая езда. Правда, некоторый соревновательный элемент в таком разе пропадает.

У Джилмертона, где обитали три голубых «Фиата-126», недалеко от перекрестка присел бело-оранжевый «сапфир-косуорт»,[91]он приветствует нас, мигая фарами. Другая патрульная машина встречает нас у поворота на Стратспелд.

— Мы здесь что-то вроде знаменитостей, да? — говорю я Макданну.

— Ммм, — все, что он сказал в ответ.

Мы въезжаем в деревню. Я смотрю на наш старый дом; кусты и деревья стали выше. Спутниковая тарелка. С одной стороны — теплица. Я вижу, как мелькают знакомые дома и магазины; мамин старый магазин сувениров (теперь здесь видеомагазин); пивняк «Армз», где я выпил свою первую пинту; старая отцовская мастерская — еще работает. Еще одна полицейская машина стоит на лужайке.

— Гулды будут дома? — спрашиваю я.

Макданн качает головой:

— Они в отеле, который мы сейчас проехали.

Немного легче. Вряд ли я бы нашел, что им сейчас сказать. Привет, хорошие новости: я не убивал вашего сына, и вообще он жив, но есть и плохая новость: он серийный убийца.

Пять минут спустя мы в доме.

Гравиевая подъездная дорожка напоминает автомобильную парковку на съезде полицейских чинов. Макданн открывает дверцу «ягуара», и я слышу рокот мотора в воздухе, закидываю голову — мать моя, высоко над кронами деревьев в ярком небе парит вертолет, ну ни хера себе.

Макданн останавливается на ступеньках перед парадной дверью и разговаривает с каким-то высоким полицейским чином в форме. Я оглядываю знакомое место; оконные наличники недавно покрашены, цветочные клумбы выглядят несколько запущенными. Все остальное без изменений; последний раз я был здесь неделю спустя после похорон Клер, и тогда у дома был такой же плохо вымытый вид.

Макданн возвращается к машине, ловит взгляд Флавеля и делает ему знак рукой. Мы выходим из машины и направляемся в дом за Макданном.

В доме тоже почти никаких изменений; тот же запах, тот же вид: лакированный паркет, роскошные, но повыцветшие старые ковры, разномастная и в основном очень старая мебель, множество больших комнатных растений, на отделанных деревянными панелями стенах — потемневшие от времени пейзажи и портреты. Мы проходим под главной лестницей в столовую. Здесь полно полицейских; на столе, почти полностью закрывая его, лежит карта земельного участка. Макданн представляет меня остальным полицейским. Никогда прежде на меня еще не устремлялось столько тяжелых, подозрительных взглядов.

— Ну и где же труп? — спрашивает один из стратклайдских полицейских. Он оказался здесь, потому что был позаимствован их вертолет.

— Все еще здесь, — говорю я ему. — В отличие… в отличие от человека, которого вы ищете. — Перевожу взгляд на Макданна — единственное здесь лицо, на которое я могу смотреть, не ощущая себя пятилетним ребенком, намочившим штаны. — Я думал, что планировалось провести похороны своим чередом или хотя бы сделать такой вид. Он непременно должен был прийти. И тогда вы бы могли его схватить.

Лицо Макданна прекрасно производит впечатление полной невозмутимости.

— Возобладало мнение, что это далеко не лучший способ действий в данной ситуации, — говорит он; я еще не слышал, чтобы он изъяснялся как представитель полиции по связям с общественностью.

По комнате словно проносится шорох хорошо подогнанных черных мундиров, а общая атмосфера и взгляды, которыми обмениваются присутствующие, создают у меня впечатление, что этот пункт вызвал жаркие споры.

— Мы все еще ждем труп, — говорит полицейский с нашивкой Тейсайда — официально командуют здесь тейсайдские. — Мистер Колли, — добавляет он.

Я смотрю на карту участка.

— Я вам покажу, — говорю я им. — Вам понадобятся… лом или что-нибудь такое, метров пятьдесят веревки и фонарь. Ножовка тоже может пригодиться.

Энди дотягивается до железной решетки и тянет ее на себя.

— Эта поднимается, — крякает он, голос его все еще дрожит.

Я прихожу к нему на помощь, мы приподнимаем ржавую решетку с одной стороны, но с другой стороны она закреплена железным болтом, и дальше нам ее не поднять.

Энди берет сук, которым мы колотили этого типа, и расклинивает им решетку — та немножко опускается, но потом застревает — в том месте, где торчит обломок ветки потоньше, решетка зависает на палке, между нею и каменным ободом шахты около полуметра.