Дома Рэйчел ждала печальная новость из Беверли: обследование выявило большую злокачественную опухоль в толстой кишке деда. Им сразу занялись хирурги, и в итоге шестичасовой операции опухоль благополучно удалили, но она успела дать метастазы в печень, и тут уже нельзя было помочь ни хирургическим путем, ни радио– или химиотерапией; врачи сказали, это можно лишь как-то «смягчать». От прогнозов они воздержались, но родственники понимали: с раком печени продолжительность жизни составляет от силы год. Пока дедушку оставили в больнице, ему потребуется не менее двух недель, чтобы оправиться после операции.

На следующий день Рэйчел завезла мать в суд и двинула в Беверли одна. Увидев ее, бабушка тихо заплакала и неловко обняла внучку костлявыми старческими руками. Затем она приготовила сэндвичи с сыром, и они вместе пообедали в саду. Рэйчел смотрела на сливу – кое-где на ветках еще висели перезревшие плоды – и вспоминала тихое грустное послание, что нашептал ей ветер в шелестящей листве. Вспоминала она также и лагерь с шестью роскошными палатками, сгруппированными вокруг бассейна в национальном парке Крюгера, и ей с трудом верилось, что это место реально существует, не говоря уж о том, что она сама находилась там всего два дня назад.

С бабушкой она попрощалась нежнее, чем обычно, а на следующее утро ей позвонили из «Альбиона».

– Вы произвели фурор в семье сэра Гилберта, – к ее удивлению, сообщил мистер Кэмпион. – Леди Ганн хочет видеть вас завтра у себя. Похоже, вы можете рассчитывать на постоянную работу, более или менее.

И опять Рэйчел села в поезд до Лондона. Сделав пересадку в подземке, она добралась до Южного Кенсингтона и, пройдя пешком минут пять, очутилась в той части города, где частные дома были высокими, широкими, с отполированными ступенями под портиками и массивными входными дверями. Окнами от пола до потолка глядели на улицы, где некогда царил вынужденный угрюмый аскетизм. Но прежние времена канули в вечность.

Дом Ганнов располагался на широкой Тернгрит-роуд. Когда Рэйчел свернула на эту улицу, она увидела нечто, более напоминавшее строительную площадку, нежели укромный жилой район: по меньшей мере в половине домов велась кардинальная реконструкция. Сады упрятали за высокие прочные непрозрачные щиты, пестревшие логотипами строительных фирм с названиями вроде «Талисман-конструкция», «Престижный цоколь» и «Авангардный дизайн». Вместо работяг-мастеров, ловко шлифующих кирпичную кладку и наводящих лоск на дверную раму, здесь были гигантские, оглушительно тарахтевшие бетономешалки; огромные контейнеры с кирпичом и заполнителем, которые передвигали мощными подъемными механизмами; пятидесятифутовые краны, что напрочь блокировали проезжую часть, когда переносили с места на место крупные партии арматуры и шлакоблоков. Желтые знаки вдоль улицы информировали о временном запрете на парковку, и в результате жильцы месяцами не могли пользоваться личными стоянками. Уворачиваясь и петляя, Рэйчел пробиралась по этому анклаву бешеной активности, приветливо кивая мужчинам в касках и жилетах пронзительного цвета, что группами стояли у каждой стройки и, понизив голос, разговаривали о чем-то на восточноевропейских языках. На ее приветствия они отвечали ничего не выражающими взглядами.

Наконец она подошла к номеру 13, дому Ганнов. Вокруг него тоже стояло высокое щитовое заграждение, зеленое на сей раз и с логотипом «Грирсон-Цоколь ООО». Посередине заграждения – временная входная дверь с почтовым ящиком и кодовым замком. Рэйчел снабдили номером, по которому она должна была позвонить, чтобы ей открыли. Дожидаясь ответа на звонок, Рэйчел прочла предупреждение на зеленом щите: «Согласно закону о гигиене труда и технике безопасности от 1974 г., все входящие на строительную площадку обязаны соблюдать статьи данного закона. Посетитель обязан получить разрешение на вход на площадку либо в рабочие помещения у официальных лиц, ведущих строительство. Необходимо соблюдать правила безопасности, пребывание на стройплощадке без личных средств защиты возбраняется». Второе объявление было много короче: «Посторонним вход воспрещен». Рэйчел уже сожалела, что надела свою лучшую рабочую одежду.

Голос на другом конце линии с легким иностранным акцентом – ближневосточным? – осведомился: «Мисс Уэллс?» – и в этот момент за одной из соседних загородок врубили пневматическую дрель. «Да!» – прокричала Рэйчел, ей ответили, но что именно, за воем дрели она не расслышала, и в телефоне раздались короткие гудки. Пока она раздумывала, не позвонить ли снова, дверь в ограждении отворилась – в проеме стояла радушно улыбающаяся прислуга. Кожа у нее была темно-коричневой, волосы черными, густыми и вьющимися, но Рэйчел затруднилась определить ее национальность.

– Мисс Уэллс? Пожалуйста, входите. Она вас ждет.

Следуя за прислугой, Рэйчел на пути к крыльцу обогнула туалетную кабинку и бытовку, поставленную строителями. Однако на стройплощадке не было ни души и, судя по всему, работы были приостановлены. Поднявшись по ступеням, Рэйчел и ее проводница вошли в прихожую – в чаемую тишину и покой.

Рэйчел провели в гостиную – или, наверное, залу, – протянувшуюся на весь первый этаж. Книжные стеллажи выстроились вдоль стен, а в дальнем конце стоял рояль с открытыми нотами мазурок Шопена на пюпитре. Кругом была идеальная чистота, не потревоженная никем и ничем.

Появилась Мадиана, сопровождаемая крупным красивым золотистым ретривером; пес с любопытством обнюхал ноги Рэйчел и лизнул ей руку. Схватив пса за ошейник, Мадиана шлепнула его, призывая к порядку:

– Так, Мортимер, хватит.

Пес, явно пристыженный, сел рядом с хозяйкой.

Мадиана поздоровалась с Рэйчел вежливо, но прохладно, и сразу принялась объяснять, зачем вызывала ее: она решила нанять дочкам, ученицам четвертого класса начальной школы, домашнего преподавателя. Она хочет, чтобы девочки больше читали, занимались математикой сверх программы и приступили к изучению иностранных языков – французского, латинского, русского и китайского.

– Вы будете жить в нашем доме, – продолжила она. – Фаустина забирает девочек из школы в половине четвертого. После школы они поедят, отдохнут, а затем с четырех до семи будут заниматься с вами. Оставшимся временем распоряжайтесь как угодно.

– А что насчет Лукаса?

Пасынок интересовал Мадиану куда меньше родных дочерей.

– У него начался учебный год, – ответила она. – Иногда по выходным он будет приезжать сюда, и вы должны заниматься с ним, как и прежде. Вы ведь знаете, сколько будете получать? То есть с агентством мы согласовывали этот вопрос.

– Да.

– Так вы согласны?

От Рэйчел ожидали немедленного решения. И оно далось ей без труда:

– Да, конечно. Большое спасибо.

– Идемте со мной. Я покажу, где вы будете жить.

Приказав Мортимеру оставаться на месте, Мадиана повела Рэйчел через прихожую по главной лестнице. (Впоследствии она будет редко ею пользоваться.) Девочки, Грейс и София, обитали на третьем этаже в двух раздельных спальнях с общей ванной, комнатой для занятий и просторной игровой комнатой, оборудованной всем на свете, начиная с теннисного стола и кончая двумя игровыми консолями и монитором во всю широкую стену.