Человек, насмотревшись новостей, с опаской выходит на улицу, совсем уже готовый к немедленному аресту и ограблению, а на улице всё как обычно: бомж роется в мусоросборнике, люди куда-то бегут по своим никому не интересным делам, возле метро скучает всё та же милиция, дожидаясь какого-нибудь чрезмерно чернявого прохожего.

Человек покупает в киоске газету, раскрывает — и волосы тут же встают на нём дыбом. Осторожно осматривается по сторонам — нет, всё тихо, люди как люди. Не сказать, что все до единого очень сильно приятные, но друг на друга не бросаются.

Человек начинает сомневаться: а вдруг это всё кто-то придумал?

Но нет, в тех мирах всё происходит как у настоящих людей: сегодня они съели одно, а завтра — другое, они там непрерывно изобретают зубные щётки, женятся, разводятся, дети ползают, а Пугачёва, вон, оказывается, уж целых десять лет замужем за Киркоровым — как времечко-то бежит.

Если там что-то утонуло, то это навсегда, и никогда не бывает так, чтобы одно и то же сооружение рухнуло два раза подряд.

И тогда человек понимает, что это его как раз не существует. Это он живёт где-то посередине, то есть нигде. И никуда его не берут — ни в ужасный мир, ни в прекрасный. Ему-то, конечно, хочется в прекрасный — к весёлым людям со здоровыми зубами, но туда совсем никак, не для него он сделан. Даже если пойти в магазин и накупить всего, что они советуют: чудесный какой-нибудь телефон или домашний кинотеатр, то всё это будет ненастоящее. Настоящее продают только там, внутри, и только там оно приносит счастье. А ему достаются одни гнилушки какие-то, золото троллей — купил, принёс домой, воткнул, включил, посмотрел, выключил. Потом тихо-тихо, чтобы не потревожить соседей, сошёл с ума и заснул.

А утром встал, намылился, чем предписано, побрился, чем указано, почистил тем, что так горячо рекомендовано лучшими стоматологами, посмотрел на себя внимательно в зеркало и ушёл куда-то.

Потому что сошёл ты с ума или не сошёл — это никого особенно не волнует, если ты, конечно, переходишь улицу на зелёный свет, держишься правой стороны, вовремя оплачиваешь, не пользуешься туалетом во время стоянки поезда и соответствуешь прочим, вовсе не таким уж непомерным требованиям.

Нет в целом свете человека, более несчастного, чем автомобилист, — он ненавидит всех.

Он ненавидит пешеходов, зачем-то переходящих улицу именно тогда, когда автомобилисту нужно повернуть направо, а также выскакивающих где попало, да ещё и пьяных постоянно. Пешеходов вообще трезвых не бывает — потому они и пешеходы. Кроме того, стоит только оставить машину без присмотра, как пешеходы тут же выбивают в ней окна и воруют из салона ценные вещи и обязательно радио. А без радио, все знают, в автомобиле ездить нельзя.

Автомобилист ненавидит велосипедистов. Притворяясь полноценным участником дорожного движения, велосипедист совершенно не желает соблюдать правил этого движения. От него никогда не знаешь, чего ожидать: он может выехать из-под кирпича, проехать на красный, свернуть там, где это запрещает соответствующий знак, и никто ему не скажет ни слова. Хуже того — в любой момент велосипедист может заехать на тротуар, соскочить со своего велосипеда и превратиться в самого обычного пешехода. Но более всего велосипедисты раздражают конечно в пробках, когда, повиляв между машин, они уезжают в сияющую даль, а автомобилист остаётся ещё полчаса дожидаться в бензиновом чаду своего права пересечь заветный перекрёсток. И это не потому, что его транспортное средство чем-то хуже велосипеда, об этом даже смешно говорить, а потому что автомобилист честный — все стоят и он стоит, а велосипедист — мерзавец и жулик.

Но больше всего автомобилист конечно же ненавидит других автомобилистов.

Ненавидят ли друг друга пешеходы? Бывает, конечно, но не так часто. А автомобилист ненавидит другого автомобилиста на дороге всегда. Даже человека с полосатой палкой он ненавидит меньше — враг он и есть враг, работа у него такая, его даже можно где-то понять. Но вот чего совершенно невозможно понять — это кто выдал права всем этим идиотам, кретинам и просто припадочным, которые едут впереди, слева, справа и сзади? Почему они ещё не в тюрьме? Куда вообще смотрит ГАИ?

Хуже всех, конечно, ездят те, которые с московскими номерами. У них там в Москве вообще никаких нет правил, там каждый ездит, как хочет. Ну и из деревень тоже понаедут — они привыкли, что всё дорожное движение состоит из коровы и трактора беларусь. Ну а про женщин за рулём даже и сказать нечего — только заплакать, а лучше бы, конечно, запретить им вообще за руль садиться. Или вот эти прошмандовки в джипах — знаем мы, чем они эти джипы себе зарабатывают.

Автомобилист ненавидит толстожопые наглые мерседесы и лексусы, чувствуя их к себе презрение, но так же ненавидит и презирает мятые копейки и одноглазые шестёрки — за их равнодушие к очередной вмятине на боку, заклеенный скотчем фонарь и торчащую из багажника шестидюймовую доску. Отвратительны коптящие соляркой фуры, которым вообще всё безразлично, и маршрутки — за их безнаказанность и хамство. Да вообще все отвратительны.

Одно лишь существо любит автомобилист — ласточку свою, красавицу и умницу, болезненное, хрупкое и беззащитное создание из жести и пластмассы. Это существо требует очень много внимания: его надо мыть шампунями, подтирать за ним лужицы и слушать, не урчит ли у него в животе, не съело ли оно чего-нибудь неполезного, а то сейчас на заправках такую уж дрянь иногда зальют. Автомобилист любит свою машину со всеми её капризами, дурным характером и периодическими недомоганиями, такую, как есть. Потому что настоящая любовь может быть только такой.

И даже выйдя из своей машины, автомобилист вовсе не превращается в беспечного и безответственного пешехода. В гостях он скучен и раздражён, потому что все пьют, а он за рулём, да и машина стоит в незнакомом дворе — мало ли что. Вот и тянет он жену за рукав — пойдём, пойдём, хватит уже, посидели и будет. Предлагать автомобилисту оставить машину и поехать домой на метро — этого не нужно делать ни в коем случае. Лучше сразу дать ему в морду и сказать что-нибудь про его маму — так он меньше оскорбится. На метро! Скажут тоже. Да он в метро уже десять лет не опускался.

Вывезя в выходной день неблагодарных пассажиров на берег залива, автомобилист выпивает бутылку пива и с ненавистью жарит шашлык, потому что остальные все напились и скачут по берегу, а он один тут ответственный человек.

Даже сидя дома в тапочках перед телевизором, автомобилист страдает от событий, которые оставляют пешехода совершенно равнодушным: вот государственная дума приняла закон об обязательном автостраховании, вот вроде бы не приняла, а потом всё равно приняла. Опять повысилась цена за баррель — стало быть, бензин снова подорожает.

Но самое страшное случается, когда машина автомобилиста ломается или, прости Господи, нет лучше даже не думать о том, что её могут угнать.

Нет более растерянного и беспомощного существа, чем автомобилист, оставшийся без автомобиля. Вздрагивая и озираясь, он всё же входит в метро, не знает, сколько стоит жетон и куда его бросают, и с ужасом спускается в преисподнюю, где воют в трубах подземные демоны, скачут крысы величиной с лошадь и кричит по радио сердитая женщина. Он не знает ни одного автобусного маршрута и не догадывается о том, что канал Грибоедова можно перейти по пешеходному мостику — он вообще этого мостика ни разу не видел. Он думает, что ближайший продуктовый магазин находится в десяти минутах езды от его дома, и не знает, что прямо за углом есть точно такой же магазин, но там на въезде висит кирпич, и поэтому он там никогда не бывал. «Ну, что там? Когда?» — названивает он каждые пять минут в автомастерскую. Но в автомастерских, как все знают, работают одни чёрствые бесчувственные сволочи, которые то не отвечают, то они пьяные, то нужной запчасти им не завезли, нужно заказывать из Финляндии — это займёт где-то месяц. Месяц! Целый огромный и нескончаемый, как в детстве до дня рождения, месяц. Это в машине время бежит быстро — хлоп, и нет месяца, а вот и год прошёл, как не бывало, и снова нужно проходить техосмотр.