– Когда достигаешь определенного возраста, тебе только и остается, что играть словами. – Женщина всхлипнула. – Боже. Как же тяжело! Самцы пеликанов всю жизнь верны своим женам. А ведь они принадлежат к более низкой форме жизни.

– Успокойтесь, дорогая.

– Естественно, он стал изменять с самого начала. Знаете, где я провела медовый месяц? На Эвересте, на высоте тринадцать тысяч футов, в спальном мешке, с камерой «Аррифлекс» у груди. Нужно было все время держать ее в тепле, чтобы утром не запотел объектив.

– Поплачьте. Это помогает многим моим клиенткам.

Сердце Мэдди бешено стучало. Она забралась на кушетку, но не легла, а так и осталась стоять на четвереньках. Она – главный источник этой боли. Ей захотелось утонуть в бочке с горячим воском.

– Значит, вы уверены, что у него связь на стороне? Абсолютно уверены? Откуда вы знаете?

– Ну, разве заболевание, переносимое половым путем, – не веское доказательство? Что вы на это скажете, Шарн?

Мэдди похолодела. Он никогда ей об этом не говорил!

– Ложитесь, дорогая, – взмолилась косметичка. – Надеюсь, дело не в ребеночке?

– Самое худшее в этом – унижение. Если бы он запал на министершу, или на популярную актрису, или – ну, не знаю – на лауреата Нобелевской премии, но эта женщина просто не достойна соперничества!

Мэдди ощутила тяжесть в подложечной ямке.

– Шарн, у вас есть дети?

– Пока нет.

– Когда появятся, вы будете знать все о «детском наставнике». Это потрясающее изобретение. Своего рода переговорное устройство, которое позволяет вам, скажем, ужинать внизу и слушать, чем занимаются дети наверху. Ты настолько привыкаешь к «наставникам», что забываешь об их существовании. Именно это и произошло с моим мужем. Я по интеркому слышала, как он с ней занимается любовью. Я слышала, как они целуются. Представляете?

Мэдди стало дурно – вполне естественное состояние для последних дней беременности. Она читала об этом. Кровь отливает от головы, и у тебя неожиданно темнеет в глазах.

– Что с вами? Это роды? – испуганно спросила сестра.

Ребенок начал кувыркаться. Это было уже слишком. Мэдди били изнутри и снаружи.

– Да, – продолжала Фелисити, не подозревая, что в соседней кабинке разыгрывается самая настоящая драма. – Мой муж ушел, чтобы найти себя под юбкой нашей няни-норвежки Ингрид.

У Мэдди в груди что-то глухо стукнуло. Это ее сердце сделало встречный выстрел. Слова Фелисити были последним, что она услышала, прежде чем рухнула с кушетки на холодный пол.

На Клэпхем-Джанкшен искали заложенную бомбу. Улица, тихая, с желтыми лентами ограждения, казалась краем света. Останавливаясь каждые несколько минут, чтобы отдышаться, Мэдди шла мимо оробевших, испуганных домов – длинной вереницы высоких и напряженных зданий, съежившихся от холода. Было три тридцать, и уже начинало темнеть. Бледно-серый свет окрашивал весь Лондон в выцветшие коричневые тона. У Мэдди возникло впечатление, что она перенеслась в довоенную фотографию. Голые деревья топорщились на склоне холма, как волосы под мышкой. Мимо Мэдди спешили пешеходы, кутаясь в пальто и куртки. У англичан, подумала она, нет вкуса к жизни. Они сидят на жизненной диете. И их нельзя осуждать за это. Англия – замечательное место обитания, но только для леммингов.

Мэдди углубилась в парк. Ее спутниками были две шелудивые псины, задиравшие ногу на пьедесталы засиженных голубями и облупившихся памятников монархам, имена которых уже давно забыты. Возможно, именно в этом и заключается вся проблема. Они отдают предпочтение тем, кто жил в прошлом. Нужно, чтобы кто-нибудь напомнил им, что в жизни есть более важные вещи, чем очередь к замаринованным аденоидам святого Георгия, хранящимся в отделанном бриллиантами ковчеге.

Няня! Мэдди засмеялась. Вполне логично. Ей не стоило особого труда представить, как Алекс, завернутый в пеленки, с пустышкой во рту, отказывается от всех своих обязательств. Отсутствие чувства ревности удивило ее. Но она знала, что он не любит ни ее, ни свою жену, ни няню. Единственное существо, которое способно разбудить в нем страстную любовь, – это он сам. Это история любви всех времен и народов! Хорошо бы снять по ней фильм. Алекс из тех, кто идет по Тоннелю любви, держа за руку самого себя. Во всем обитаемом мире нет большего мерзавца, чем он. И во всей Англии. О Боже! Мэдди начала притопывать, чтобы согреться. Что она здесь делает? Ведь она никому не нужна. Ни в Англии, ни в Шотландии, ни в Ирландии, ни в Уэльсе. Ну зачем, зачем она приехала на этот жадный, вонючий, мертвый, смертельно скучный, сырой и противный островок?

Главная проблема Европы в том, что она изнурена. Весь ее горизонт заляпан тормозными следами промышленности. Море превратилось в редко промываемый отстойник для сточных вод. Мощеные сельские дороги запружены «вольво». Тогда почему они – Хамфри, Брайс, Гарриет – постоянно твердят о своем превосходстве? «Не для таких, как мы», – то и дело повторяют они, эти добрые республиканцы. А еще они заявляют, что «она немного зазналась».

«Сознайтесь, – однажды предложил ей Хамфри, – что вы восхищаетесь нами. И вы, и Новая Зеландия, и Сингапур, и Индия, и Вест-Индия, и даже некоторые страны Африки. Ведь мы, как-никак, подарили вам крикет!» Как же Мэдди ненавидела этот занудливый, скучнейший, оцепенелый крикет. Это был Вагнер, только с крикетными воротцами. «Мы принесли вам цивилизацию! Мы создали вас!»

Если англичане превосходят всех в умственном развитии, размышляла Мэдди, то зачем они вешают таблички «Метро вниз по лестнице»? А где еще, черт побери, ему быть, – хотелось ей написать на стене каждый раз, когда она проходила мимо этих табличек. Почему они большими белыми буквами пишут на тротуаре «Посмотрите налево»? Хорошо бы, чтоб к этому совету прислушались политики. Наверняка они считают Бога англичанином, он курит трубку, читает «Таймс» и ест пудинг.

Мэдди принялась напевать что-то из «Доктора Живаго», когда начался снегопад и многочисленные снежинки удобно устроились на ее плечах. У Бога перхоть. Она подула себе на руки. По правде говоря, англичане – это народ, скорее выстуженный Богом, а не выбранный.

Мэдди вошла в квартиру Джиллиан. Она уже давно перестала сопротивляться своему стремлению к чистоте и постоянно что-то мыла – себя, полки, плитку. Она стала леди Макбет из Клэпхема. Да, Англия шокировала ее. Она ехала к уютным кроватям с балдахином и связанным крючком салфеточкам. Она ехала к радушию, уму и игре слов в стиле Оскара Уайльда. А вместо этого обнаружила забитые раковины, плохо приготовленный карри, уличных хулиганов, бритоголовых неофашистов, подложенные в метро бомбы и запачканные фарфоровые унитазы с цепью, подвешенной так высоко, что до нее невозможно достать.

Мэдди свернулась клубочком на кровати и уставилась на голые стены. Отопление, как всегда, не работало. Она спала в перчатках, вязаной шапочке и шлеме, шарфе и лыжных носках. Ночью ей снилось, будто она с командой Скотта исследует Антарктику.