Дождь наконец прекратился, однако норд-ост дул с прежней силой. Белой пеной обрушивались на корабль горбатые волны, сметая все на своем пути. Пинчбек с горсткой матросов, собравшись на палубе полубака, пытались заделать пробоину в правом борту. Двое матросов погружали обернутую парусиной корзину в воду рядом с пробоиной и с помощью длинного шеста старались подвести эту корзину достаточно близко к бреши, чтобы сплетенные канаты вытряхнулись из корзины и, втянувшись внутрь, заткнули течь. Пинчбек уже пытался безуспешно протащить парусину под носом корабля. Но сейчас этот парус уже бесполезно проплывал мимо кормы, как огромный кальмар, раскинувший щупальца перед возвращением в свое подводное логово. Трех человек послали к рундукам за новым парусом, но Квилтер понял, насколько тщетны все их усилия. Он видел, что их несет на огромную отмель Маргит-Хук, хорошо заметную благодаря отливу. Надежды больше нет, понял он. Когда эта троица вернется, корабль уже разнесет в щепки на песчаной отмели.

— Слишком мелко, капитан, — послышался сквозь завывания ветра хриплый голос боцмана, когда корзина в десятый раз скрылась под водой. — Отлив! Глубина едва ли четыре фатома! Мы на мели. Нам не удастся заткнуть парусиной пробоину! Слишком сильный ветер! — Замолчав, он показал туда, где матросы покрасневшими и закоченевшими от холода руками пытались справиться с корзиной. — И корзина не поможет!

— Продолжайте попытки!

Квилтер затаил дыхание, когда корзина с приглушенным всплеском исчезла под водой. «Беллерофонт» накренился еще сильнее; изогнувшаяся верхняя часть фок-мачты почти касалась воды. Полубак походил на горный склон, и удержаться на его скользкой палубе можно было, только вцепившись в какую-то опору. Первые волны уже перехлестывали через планшир с правого борта. А с левого борта зазывно маячил опасно близкий берег. До Квилтера донеслись крики чаек, и ему показалось, что он различает запах пастбищ. Так неужели именно здесь смерть призовет их, на расстоянии всего лишь мушкетного выстрела от берега? Когда уже видны деревья и отары овец, спокойно жующих свою жвачку. Спустя пару секунд, обманув очередные надежды, корзина вновь вынырнула на поверхность, вызвав шквал проклятий.

— Безнадежно, капитан! — Пинчбек выпрямился и вытер лоб окровавленным носовым платком. — Пора покинуть корабль.

Собравшиеся на востоке облака начали быстро двигаться в сторону земли, и именно на них с полубессознательной отрешенностью смотрел ничего не слышавший Квилтер. Его пальцы и щеки закоченели, он стоял по колено в воде. Маргит-Хук была уже совсем близко, сигнальный огонь старого деревянного маяка тускло подмигивал им. Через минуту, не больше, волны выкинут их на эти подводные скалы.

— Пора покинуть корабль! — повторил Пинчбек, повернувшись к матросам на полубаке, не дождавшись ответа Квилтера. — Спускайте шлюпки!

— Нет времени, — пробормотал Квилтер себе под нос, когда пара матросов бросилась на корму, к подвесным лодкам. Но не успели они сделать и полдюжины шагов, как были остановлены криком со шкафута:

— Капитан! — Один из матросов-верхолазов, схватившись одной рукой за фок-мачту, другой указывал назад: — Смотрите! Там корабль!

Квилтер прищурил глаза от ветра: по правому борту со стороны кормы появилось судно со сломанными бушпритом и фок-мачтой, остальные мачты стояли голые или опутанные обрывками парусов. Потеряв управление, он дрейфовал, его корпус глубоко погрузился в воду, а один из реев вращался, точно крылья ветряной мельницы. Прищурившись, Квилтер смог разглядеть несколько человек на шканцах, другая группа людей пыталась спустить один из баркасов на море, уже заливающее шкафут. Даже с такого расстояния он смог прочитать название, написанное на носу корабля: «Звезда Любека». Чуть позже он заметил на шканцах три фигуры в черном. Сквозь туман они выглядели как тени.

Но вдруг они исчезли из виду, поскольку в этот момент «Беллерофонт» наскочил на подводный хребет Маргит-Хука и его корпус начал разваливаться на части. Киль протащило по скале примерно до середины, трещали шпангоуты, ломались мачты, и наконец с последним сотрясающим ударом судно застыло, зарывшись бушпритом и форштевнем в обнажившуюся гальку. «Беллерофонт» завалился на правый борт, его бушприт сломался, доски обшивки гнулись и трещали, их нагели, как пробки, с треском вылетали из пазов. Спустя пару секунд взбаламученная вода обрушилась на разбитые в щепу палубы и серые челюсти моря сомкнулись над капитаном Квилтером и его командой.

Когда я вновь прибыл на Ситинг-лейн, здание Морского ведомства уже накрыло своей огромной тенью церковь Святого Олава. В дневном свете это здание казалось еще более мощным, напоминая гигантский фрегат, севший на мель в центре Лондона. Это впечатление усилилось, когда я миновал домик привратника и вошел в только что открытые массивные дубовые двери. Множество служащих и посыльных металось по деревянному полу, точно палубные матросы, готовящиеся к шторму, а через открытую дверь большого кабинета я увидел двух или трех капитанов, совещавшихся над картой, углы которой были прижаты к столу сделанными в виде якорей пресс-папье. Их красивые, загорелые под тропическим солнцем лица напомнили мне, что пока я просиживаю штаны в своем магазине, другие люди бороздят моря и океаны, исследуя новые земли и проходя по неизведанным и таинственным рекам. Я почувствовал себя здесь безнадежно неуместным.

Со времени погрома в моем магазине прошло два дня. К середине вчерашнего дня «Редкая Книга» приняла свой обычный, или почти обычный, вид. Судя по моему опыту, нет таких повреждений, которые нельзя было бы исправить с помощью фальцевальной косточки (кисточки), пробойников и сшивального станка. Столяр починил зеленую дверь и навесил ее обратно на петли, а слесарь заменил замок на новый, даже более надежный. Тот же столяр сделал и установил пять новых ореховых полок, и я незамедлительно заполнил их рядами книг. Мы с Монком убрали остатки книг с пола и занялись реставрацией тех, что пострадали сильнее всего. Я рассчитал, что еще день, самое большее два — и мы сможем возобновить торговлю.

Нынешним утром я оставил магазин на попечение Монка и вернулся на Ситинг-лейн, не для того, чтобы незаметно пройти на кладбище Святого Олава, а чтобы навести справки в Морском ведомстве, которое казалось самым подходящим местом для выяснения подробностей о путешествии сэра Амброза в Гвианскую империю. Я решил, что смогу побольше узнать о моих таинственных противниках — возможно, даже о Генри Монбоддо, — если побольше узнаю о сэре Амброзе. Была надежда, что сохранился судовой журнал «Филипа Сидни», а возможно, и собрание морских карт с курсом его следования или какие-то другие памятные вещицы. Мне также подумалось, что неплохо было бы раздобыть экземпляр доклада лорд-канцлера по поводу злополучной экспедиции Рэли 1617–1618 годов.

Но два часа, проведенные в министерстве, пропали впустую. Я все так же сидел в ожидании на скамье, когда колокола Святого Олава пробили сначала девять, а потом и десять часов. Капитаны в парчовых камзолах входили и выходили, держа под мышками свернутые в рулон карты. Делопроизводители и писари сновали взад-вперед, скрипя половицами, или склонялись над столами, энергично помахивая перьями. Ни один из них не признался, что слышал о капитане по имени сэр Амброз Плессингтон; не могли они также вспомнить ни о судовом журнале, ни о докладе канцлера. Один из этих человечков посоветовал обратиться в старое здание министерства на Минсинг-лейн, а другой ляпнул про Тауэр, где, по его словам, хранились какие-то документы расследований лорд-канцлера. Третий пояснил, что в министерстве нынче неразбериха, поскольку бывших служащих Кромвеля уволили, а новые, назначенные королем, вряд ли смогут сейчас отыскать дела сорокалетней давности: они и собственные столы не всегда сразу находят.