с обрыва, где прямо от дороги начиналась тёмная пропасть, как будто великан прокладывал себе путь через сердце холмов.

Я покрылся холодным потом и едва мог управлять машиной. Мои волосы покалывало до самых корней. Ибо в тот момент мне показалось, что другие руки, кроме моих собственных, сжали руль в демонической жажде и намерении убийства. Как я ни старался, я не мог отделаться от мысли, что безымянное зловоние овладело мной в тот момент и даже сейчас оно находилось внутри машины, стремясь уничтожить меня.

Был ли я психиатром с многолетним стажем, сведущим во всех процессах, вызывающих нарушения в человеческом мозге, искусный в лечении, или я падал, сломя голову в глубины, бессильный помочь себе? Я боролся с таким внушением, но безрезультатно. Тёмная ночь, дикая и гористая природа местности (где ради тишины и уединения был воздвигнут госпиталь) в совокупности породили во мне ощущение присутствия неведомых сил, злобных в своей ярости по отношению к человеку и сынам человеческим. И я не мог избавиться от этого ощущения.

Но больше всего меня угнетал этот тошнотворный, подавляющий и липкий туман, как дыхание зла, что ехало со мной, обволакивая меня своим холодным ветром. Я громко рассмеялся при мысли о присутствии в машине кого-то ещё, и смех, приглушённый тяжёлым дыханием, что окружало меня, эхом отдавался в задней части машины. Мой голос звучал странно, как смех актёра, не заинтересованного в своей роли. Я даже обернулся посмотреть на заднее сиденье, как будто ожидая кого-то увидеть там, но мои бегающие глаза ничего не заметили.

— Это должно прекратиться, — сказал я сам себе, включив обогреватель. Возможно, меня успокоило тепло, а может быть, это была бессознательная уверенность в том, что законы природы всё ещё продолжают действовать — включение обогревателя доказало это. Я не знал, что являлось истинной причиной, но по мере того, как жара в машине усиливалась, мой дух тоже согревался, и я обнаружил, что еду с привычной осторожностью, и я совершенно избавился от бессмысленных страхов, которые переполняли меня только что. Сейчас мне уже казалось, что это произошло много веков назад.

Воздух внутри машины теперь был чист; капли влаги исчезли с приборной панели, и мои руки схватились за руль с привычной уверенностью. Становилось невыносимо жарко, и, наконец, я выключил обогреватель. Когда воздух остыл, призраки тоже сгустились. Я снова почувствовал, как тот же самый бессмысленный страх охватил меня, и я с большой тревогой наблюдал за появлением тех же капель влаги на приборной панели. Казалось, что они явились, материализовавшись из небытия.

Воздух внутри машины сгущался, сладострастно и болезненно лаская меня. Когда огни госпиталя появились на гребне холма впереди, я начал говорить себе, что должен снова включить обогреватель. Но моя воля не соответствовала моим действиям. Я ехал словно во сне, беспечно, не обращая внимания ни на что в окружающем мире. Руль легко откликался на моё прикосновение; он даже, казалось, выскакивал из-под моих рук, когда я объезжал предательские углы, где пропасти глубиной в тысячи футов зияли внизу. Расстояние между моей машиной и обрывом дороги составляло всего несколько дюймов.

Я ехал дальше, не обращая на это внимания, в густом тумане. Я ничего не мог разглядеть. Но колёса, казалось, обладали собственной магией. Я чувствовал, как машина подпрыгивает и раскачивается, как на американских горках. Моя голова ударилась о крышу. Рессоры сгибались со зловещим треском. Я почувствовал, как колёса скользят вбок, как будто кто-то тянет их с дороги, и, наконец, с ужасным грохотом машина перевернулась, и свалилась бы в пропасть, если бы колонны, обозначающие проезд в госпиталь, не помешали ей упасть.

Доктор Прендергаст и двое его помощников открыли дверцу машины и вытащили меня, находящегося в полубессознательном состоянии.

— Что случилось, Рэндалл? — с тревогой спросил Прендергаст.

Я тупо стоял, не зная, что ответить.

— Мы наблюдали за тобой в течение некоторого времени. Мы видели огни твоих фар за пять миль. Ты ехал, как спящий. Посмотри!

Я оглянулся и увидел следы своей машины на лужайках перед госпиталем. Оказалось, что я съехал с шоссе и путешествовал по холмам и долинам ландшафтного сада. Меня охватила дрожь. Я мог видеть следы от шин, выходящих на дорогу. Я даже видел фары другой машины, ехавшей по той же трассе, что и я. Она находилась очень далеко. В мягком воздухе не было влаги; звёзды в небе надо мной мерцали на тех же местах, что и столетия назад. Туман рассеялся!

С новым страхом, сжимающим моё сердце, я заговорил с Прендергастом.

— Туман… дождь… Они мешали моему обзору. Половину времени я не мог найти дорогу. Я никогда ещё не ездил такой темноте!

— Туман? Дождь? Не было ни тумана, ни дождя. Да ведь мы могли видеть твои фары за много миль. Ночь ясна, как кристалл!

— Но был туман, минуту назад, — возразил я. — Я говорю вам, что машина промокла из-за него.

Говоря это, я протянул руку к лобовому стеклу, намереваясь доказать свои слова, и уставился на стекло в изумлении. Там не было никаких следов влаги, вообще никаких! Я наклонился к траве и уткнулся в неё рукой. Никаких следов дождя. Она даже немного высохла, и я видел, что её уже некоторое время не поливали. Я снова всмотрелся в ночную темноту. Нигде не проплывало облаков, никакого тумана между городом и госпиталем.

— Тебе требуется успокоительное. Зайдём внутрь, и я налью тебе, — сказал доктор Прендергаст, осторожно беря меня за руку.

Опасаясь за свой рассудок, я, спотыкаясь, направился к зданию. Когда я в последний раз оглянулся, мне показалось, что я увидел тонкую струйку болезненного пара, вьющегося вокруг зеленой лужайки, словно жёлтый ядовитый призрак, и пока мои расстроенные нервы трепетали всеми фибрами, до меня донеслось приглушённое эхо издевательского смеха.

Наполовину идущим, наполовину скользящим я был препровождён в госпиталь.

2

— Тебе лучше? — спросил доктор Прендергаст, когда я проглотил настойку, которую он дал мне.

В бодрящем воздухе его личного кабинета я почувствовал, что мои страхи стали совсем незначительны. Я даже чувствовал, что вынужден громко смеяться над ними. Но воспоминание об этой поездке так легко не стиралось. Тем не менее, я не придал значения произошедшему, объяснив, что мало спал, и ночная езда плохо отражается на мне. Доктор Прендергаст бросил на меня странный взгляд, скосив глаза, но ничего не сказал.

Мы вышли из кабинета и, поднявшись на лифте, вскоре оказались в палате № 3 — той самой, где держали взаперти психически больных. Медсестра встретила нас с больничной картой в руках.

— Как