кажись, с самого полудня. А его угощением хотят догнаться. Но остальные пришли недавно. Как раз к началу торжества.

«Будем гудеть», — как они говорили.

Именно с общественными насекомыми у Младшего ассоциировались такие пьянки. Только не с пчёлами. А с кем-то менее симпатичным, типа тараканов. Хоть те и не жужжат.

— Прикол зацените! — продолжил кто-то прерванный его появлением разговор. − Она была ТАКАЯ шлюха, что её из борделя выгнали. За аморалку… ха-ха-ха.

Один из молодых новобранцев, чьего имени Младший ещё не знал, смачно рыгнул, его сразу встряхнули как грушу, чтоб не портил аппетит. Намекнули, что ещё раз — и вылетит. Хотя «старикам» такое поведение позволялось.

Официантки принесли первую перемену блюд. Имелся ещё стол с закусками, которые каждый мог подкладывать себе сам. Стол вроде шведского, но назывался боярский, потому что шведы, мол, все извращенцы и называть в их честь стол не следует. Много чести… Там всё было русское, выбор кушаний, по нынешним временам, довольно щедрый: салат, который называли «оливье», селёдка под шубой, картошка-пюрешка с рыбными котлетами, пироги с разными начинками, ягодный напиток морс, несколько сортов пива… его варили тут же, на острове, хотя самое лучшее привозили на кораблях. В основном меню − рыбное. Мясо дорого, зато рыбы в городе почти всегда навалом. Круглый год доступны консервы и соленая сельдь. Тут хоть и не бомжатник, но самая элитная публика редко заходит, обедает в ресторане при казино или прямо в Небоскрёбе. А вот варёных раков на столе не было. В голодные годы скитаний Младший ел их в сезон часто (иногда это была единственная его еда), и теперь он не хотел даже смотреть, как их едят другие.

Начиная с конца весны, в Питере часто готовили корюшку. В основном жарили, просто обваляв в муке, но иногда можно было встретить и маринованную. Ещё из неё варилась вкусная уха. Хотя уху варили из любой рыбы. Изредка случались и другие морепродукты, и даже икра.

Слышался смех и звон посуды. Посуда при таком обращении иногда билась, и Младший заволновался, как бы ему, как устроителю вечера, не пришлось за это платить. Но повлиять не мог.

Обычно тут за столами собиралась пёстрая солянка. Если бы хозяин обслуживал лишь михайловских, то разорился бы, поэтому не боящиеся проблем мужики вроде купцов и мастеров заходили сюда. Места хватало, в обычные дни можно было увидеть, и как уродливый старьёвщик с заячьей губой в брезентовом плаще, обгладывая куриную ножку, рассказывает скупщику хабара о своих находках, и как торговец живым товаром расхваливает перед перекупщиком «должника», который хорошо дерётся на кулаках и сможет отработать долг на ринге. В другое время тут можно послушать сталкерские байки про гигантских крыс, глистов длиной с удава и подземных летучих мышей, да совсем уж чертовщину в метро. Потому что подземные путешественники не только алкоголем злоупотребляли, но могли и варево из грибов, и ещё какую синтетическую или природную дурь продегустировать. И просто усталые рыбаки или носильщики заглядывали, чтобы потратить выручку. Но сегодня всех их как кошка языком слизала. По радио, где до этого крутился какой-то блатняк, вдруг заиграла песня на английском. Младшийузнал «Alejandro» Леди Гаги.

Don’t call my name, don’t call my name, Roberto…

— Ну, пацаны, пора! — узнал он голос Чёрного.

Это был знак, потому что одновременно к Молчуну подскочило человек пять. Здоровяки в кожаных куртках возложили ему, единственному в отрядной чёрной форме, на плечи две прямоугольные штуковины из красной ткани, поперёк которых шли три золочёных полоски. «Лычки». Капральские.

На самом деле это были штуки, которые пришивались к погонам.

— Расти большой, не будь лапшой, ха!

— Ур-р-ря!

— Выключи это говно, — заругался Бык на халдея, — Вруби что-нибудь нашенское.

— Да хватит с тебя нашенского, — не поддержал его старшина Богодул, — Ты в городе высокой, на х…, культуры! Это я попросил. Чтоб нашему виновнику торжества-хуержества приятное сделать.

Песня проиграла до конца. Как своеобразная поздравительная открытка, граничащая с издевательством. Потому что в ней пелось, как какая-то баба не дала никому: ни Роберто, ни Фернандо, ни, самое главное, Алехандро. И чёрт бы с этими латиносами, но Младший не мог не видеть тут намёка.

— Ура! Молоток! Дождался! — гвардейцы, которых Саша иногда путал, настолько они, кроме Богодула, Андрюхи, Чёрного и Режиссёра, были на одно лицо, бритые налысо и в черных кожанах, полезли хлопать его по плечам, тискать как брата, жать руки своими граблями.

Ещё бы. Он оплачивал этот грёбаный банкет. А остальные оглоеды заплатят только за то, что не входило в комплектацию столов, на которых сегодня было всё, даже тепличные овощи. Сейчас они стоили, конечно, не так дорого, как зимой, но всё же… . И не ударишь ведь в грязь лицом, чтобы не посчитали жмотом.

Хотя особого достижения тут не было. Всё это совсем не приближало его к новым, хм, вершинам.

Сдвинутые вместе столы «котов» сейчас вмещали столько еды, что многие на Острове от зависти на слюну бы изошли. Обычных трудяг жаба душила заказывать такие дорогие блюда. Они по-быстрому рубали картоху с соленьями и гомеопатическими кусками мяса или рыбы. И сидеть здесь подолгу они не могли. Их ноги кормили. Посидят часок, а потом — или на смену, или на боковую, в свои дешёвые каморки в подвалах Острова. Или вовсе отправлялись на ночную старательскую вылазку на материк. Понятное дело, хозяевам выгоднее такие клиенты, как «коты».

Через пять минут крики утихли, все вернулись на свои места, к своим компашкам. Молчуну удалось спокойно допить кислое пиво и съесть порцию жареной рыбы с картошкой и миску овощного салата почти в одиночестве. Только Андрюха пересказывал ему какой-то случай из дозора.

Остальные стали потихоньку о нём забывать, Младший был этому даже рад.

— Ну… а теперь за женщин! Которых здесь нет. Чтоб они не сосали из нас все соки в плохом смысле. А только в хорошем! — он узнал голос Богодула. Его уж точно ни с кем не спутаешь. Трубит как слон. И не скажешь, глядя на него, потому что сам невысокий, да и сложения не сильно богатырского. Низкорослый, коренастый. Хотя лицом мордатый, с брылями, с лысиной, на которой сохранилось несколько волосин. Чем-то похож на артиста из старого-старого советского фильма «Кин-Дза-Дза», Леонова.

— Га-га-га-га! — одобрительно загоготали «бойцовые коты» так, что задребезжала посуда. Почему-то Молчун вспомнил, что в древности наёмников называли «дикими гусями». Наверное, за это.

—