Пелагея встретила нас, слегка пошатываясь.

– По какому случаю квасим? – спросил Савва.

– Завтра похороны Любаши, – ответила «бабка». – Тебя это хоть немного волнует?

– Конечно. Мы недавно с похорон, данное мероприятие становится непременным жизненным атрибутом.

– Очень остроумно, – фыркнула Пелагея.

– Да? Можешь воспользоваться.

– Тебе завтра у гроба речь толкать, – мстительно напомнила Пелагея Сергеевна.

– Тогда я, пожалуй, не пойду. Оратор из меня не очень…

– Только попробуй. Прокляну на хрен, нет, хуже: все свое добро тебе завещаю…

Они продолжили в том же духе, а я поспешила в кухню, опасаясь, что дурной пример заставил маму свернуть с пути истинного. Однако мама была трезва как стеклышко, в компании улыбчивого Максика пила чай с медом и полезными сухофруктами.

– Привет, доча, – тихо сказала она и, кивнув в сторону двери, добавила: – Опять ругаются?

Я пожала плечами, усаживаясь за стол.

– Меня беспокоит Пелагея, – вздохнула мама. – Алкоголь очень быстро разрушает женский организм. Мы должны помочь ей избавиться от этой пагубной привычки.

– Вы же вроде медитируете вместе?

– Ничего подобного. Она принимает в штыки все наши намерения приобщить ее к здоровому образу жизни. Представь, она назвала Максика малахольным, вместо того чтобы ответить благодарностью на его заботу…

– Уверена, Максик не обиделся. Его, поди, не первый раз так называют.

Максик кивнул и лучезарно улыбнулся.

– Как только у нее язык поворачивается говорить о нем такое! – не унималась мама. – Максик – практически святой.

Он скромно потупил глазки, но возражать не стал, а я сказала:

– Дождемся его канонизации, которая непременно последует за благочестивой кончиной.

– Вот ведь папаша родимый! – обиделась мама. – Ты завтра на похороны идешь?

– Нет, – ответила я.

– Почему?

– Я с Любашей даже знакома не была.

– Но… Пелагея сказала, мероприятие обещает быть интересным. А потом… у нее ни родных, ни друзей… Должен кто-то проводить человека в последний путь.

– Вот и проводите, если Пелагея не против.

Пелагея, легка на помине, возникла в кухне.

– Ева, как насчет мартини? Ты-то хоть со мной выпьешь?

– Давай, – кивнула я, достав под неодобрительным маминым взглядом из холодильника апельсиновый сок.

В десять утра, наскоро позавтракав, все обитатели дома толпились в холле, готовясь отбыть на похороны. Пелагея вырядилась в черное кружевное платье, которое, как выяснилось, осталось с похорон мужа. Судя по ее наряду, похороны Савелия Кузьмича удались.

– Убитая горем вдова, – съязвила я, когда Пелагея закончила повествование о том, в какой спешке местный дизайнер дошивал ей платье.

– Ага, – поддакнул Савва. – Я видел больше горя на турецкой свадьбе. Может, на похороны подруги есть смысл одеться как-то иначе?

– Любаша бы меня поняла, – вздохнула Пелагея.

– Ну да… У нее башка тоже набекрень…

– Не смей! – взвилась «бабка». – В такой день… – махнула рукой и поспешно водрузила на голову шляпу с россыпью черных роз.

Притихшие мама с Максиком, переминаясь с ноги на ногу, жались к двери. Мама, кстати, тоже была в шляпке, аккуратной, но довольно кокетливой, несмотря на черную вуаль, а также в черном платье с ниткой жемчуга.

– Откуда это у тебя? – удивилась я.

– Мы съездили к Пелагее. Еще вчера. Надо же было подготовиться.

Мужчины, судя по их внешнему виду, о подготовке не заботились. Оба были в джинсах, Максик – в футболке без принта, а Савва – в темно-синей рубашке, которая очень ему шла.

– Ну, с богом, – сказала Пелагея и первой шагнула за порог, вдруг обернулась и погрозила пальцем. – Савка, только попробуй все испортить!

– Ни-ни, – покачал головой он. – Я же с понятием. Это твой бенефис…

Вскоре я осталась одна, в легкой обиде, что ни Савва, ни Пелагея меня на похороны не позвали. Я, конечно, и не собиралась, но… В общем, чувствовала себя ребенком, которого забыли дома. И чтобы избавить себя от подобных мыслей, села за работу. Обедала в одиночестве, а потом и вовсе загрустила. Пора бы им вернуться.

Вскоре после этого хлопнула входная дверь, и появилась Пелагея. Почему-то в одиночестве.

– А где остальные? – спросила я, выйдя в холл, где она, сбросив свою роскошную шляпу и туфли на высоченном каблуке, с тяжелым вздохом плюхнулась в кресло.

– У всех дела… Савва при первой возможности сбежал, точно из-под венца. А мамаша твоя с малахольным по делам отправились. Что за дела, мне неведомо. Но в целом все прошло душевно. Я вот теперь думаю, может, и мне все заранее заказать?

– Похороны, что ли?

– Ну…

– Может, лучше пока на чужих потренироваться?

– Есть кто-то на примете?

– Лично я предпочла бы пожить подольше. Но, похоже, кое-кто против…

– Да ладно, – сказала Пелагея. – Савва тебя в обиду не даст. Не удивлюсь, если вскорости придется гулять на вашей свадьбе.

– Откуда такой оптимизм? – хмыкнула я.

– Вижу, как на тебя «внучок» зыркает. Правду говорят, как веревочка ни вейся… в смысле, на каждого мужика найдется женщина, способная затащить его в ЗАГС.

– Наверное. Но конкретно в этом случае у меня сомнения.

– С какой стати? – удивилась Пелагея.

– Да с какой стати ему в меня влюбляться?

– По-твоему, этим процессом можно как-то рулить?

– Не знаю.

– Не знает она! – передразнила Пелагея. – Взять, к примеру, Каверина. Ужом вокруг тебя вился, и ты вроде не прочь втюриться. И что? Ничего.

– Неправда. Я влюбилась…

– Кому ты вкручиваешь? Будь так, сейчас бы с ним в обнимку сидела. А ты нашла подходящий повод и смылась.

– Я свяжу свою судьбу только с честным человеком, а не с жуликом, который из-за денег готов на преступление.

– Тогда вы с Саввой нашли друг друга. Вот уж кому деньги пофиг… Хотя, знаешь, иногда я думаю, он прав.

– В чем? – спросила я.

– Решишь, что деньги главное, и, считай, свою жизнь профукал. Вот такая мораль вырисовывается.

– Еще полно времени все исправить.

Пелагея усмехнулась.

– Ага, а куда гнусную натуру денешь? Ладно, это у меня сегодня настроение дохлое. Провожала подругу в последний путь и думала: ну и на хрена все это? Жизнь наша, я имею в виду.