Естественно, больше всего на Рождество я любила получать подарки. Перед нашим первым праздником Людо спросил, что мне преподнести. Я тогда ответила небрежно: «О, ничего особенного, книгу или что-нибудь недорогое» — и этот идиот воспринял мои слова буквально. Сейчас я умею контролировать эмоции, но тогда даже Людо догадался, что выражение моего лица, когда я развернула «Взлет и падение великих империй», не было радостным. И я постаралась сделать все, чтобы он усвоил этот урок.

Но подарок от девушек? Я была не только тронута, но и немного напугана.

— Да, открой, — разрешила Латифа. Я осторожно разворачивала коробку, стараясь, чтобы они поняли — я обращаюсь с их подарком с должным почтением. Но, увидев его, я онемела от изумления. Мои худшие опасения оправдались. Это была ужасная безделушка, сущий пустяк. И к тому же украшение для дома. Маленькая фарфоровая птичка — щегол, снегирь или какой-то зяблик. Абсолютно бесполезный и нефункциональный предмет, уродливый и плохо сделанный. Он мог символизировать мое прошлое, от которого я бежала в Лондон.

Но несмотря на то что мои эстетические чувства были оскорблены, я ощутила, что сердце захлестывают эмоции. Эти женщины, которые меня почти не знали и для которых я так мало сделала, выделили средства из своего скудного заработка и купили мне подарок. Я посмотрела на их полные ожидания лица, растянула губы так широко, как только могла, и вскоре, как это бывало с оргазмами, которые я имитировала с Люд о, почувствовала, что улыбаюсь искренне. Я расцеловала каждую из них: Латифу, Вимлу и Рахиму. А потом, готовая расплакаться, побежала в мастерскую, чтобы поблагодарить всех.

К решению поехать домой меня подтолкнул именно этот снегирь. Мысль о том, чтобы вернуться в Ист-Гринстед, крутилась у меня в голове уже неделю. Я не проводила Рождество с родителями с тех самых пор, как уехала в Лондон. Но перспектива остаться в Рождество одной — у телевизора и с личным рождественским пудингом — пугала меня. И Джонах, и Камил предлагали скрасить мое одиночество, но я вежливо отказывалась.

Итак, в тот день я вернулась в Килберн, собрала вещи, доехала на метро до вокзала и села в поезд, который помчался через предместья юга Лондона в Ист-Гринстед. Мы проехали ряд стандартных домов, и на секунду мне показалось, что пошел снег — в окно колотила снежная крупа, которая вскоре превратилась в сильный грозовой дождь.

На станции не было такси, поэтому к тому моменту, как я добралась до дома сто тридцать девять по Ахиллес-Маунт, также известного как «Прекрасный край», я промокла и замерзла. Дверь открыл отец, он несколько секунд безучастно смотрел на меня. Наверное, ожидал услышать рождественское песнопение или увидеть хулиганов, членов секты Свидетели Иеговы или еще кого-нибудь, но только не собственную дочь.

— Кэти, — наконец произнес он, — тебе лучше войти. Твоя мать будет довольна.

Я сняла пальто и повесила в прихожей. В дверях кухни появилась мать. Отец положил руку мне на плечо, а потом обнял меня. Подбежала мама, я высвободилась из объятий отца и прижала ее к себе.

— Ты надолго к нам? — спросила она.

— На Рождество, на несколько дней, если вы не возражаете.

— Хорошо, что у нас есть для тебя подарок, — сказал отец.

— Для меня? Но откуда вы знали?

— Понимаешь, мы всегда готовим для тебя подарок, на всякий случай.

В тот год я получила восемь подарков от родителей, по одному за каждый прошедший без меня праздник. Все подарки они доставали из глубины шкафа, и каждый был в праздничной упаковке. Видимо, они очень старались, выбирая их, потому что почти в каждом лежало что-то нужное мне.

— Как дела у твоего парня? — спросил отец на следующий день. Мама наблюдала за нами, сидя в углу дивана. — Он показался мне вполне приятным, хорошо воспитанным парнем. Помог починить сломанную… сломанную… что-то в сарае.

Этого вопроса я ожидала с ужасом. Они видели Людо однажды, я очень волновалась перед его приездом к ним, но Людо настоял. Я ожидала, что разразится катастрофа, но все прошло очень даже неплохо. Отец с Людо вышли на улицу, чтобы отремонтировать что-то в сарае — Людо всегда разбирался в механизмах и технических приспособлениях — и вернулись, смеясь и обмениваясь шутками, как старые друзья. Тогда я решила, что это отрицательно характеризует Людо. Прежняя Кэти — ненормальная Кэти, как я сейчас о ней думаю — не хотела, чтобы ее парню понравилось в Ист-Гринстеде. Ей нужен был презрительно усмехающийся вместе с ней столичный житель. Но сейчас, вспоминая милое очарование Людо и его хорошие манеры, я понимала: это еще одна причина, чтобы любить его и оплакивать разрушенные отношения.

— Пап, я все испортила.

— О, мне очень жаль.

— Никогда не знаешь, Кэти, — сказала мама, — может, он еще вернется.

—Да, — сказала я, чтобы успокоить их, — конечно, все может быть.

— Представь, твой отец однажды совершил огромную ошибку и считал, что все потеряно. Но я простила его и рада, что сделала это.

Отец повернулся к маме, улыбнулся и взял ее за руку. В чем был его грех? Мне стало интересно. Не может быть, чтобы это оказалась другая женщина! Но тогда что еще? И неожиданно я увидела, что мои родители — обыкновенные люди, испытывающие те же страсти и соблазны, что и я. Понимаю, я не оригинальна и не первая осознала: о, посмотрите, старшее поколение — тоже люди! И все же для меня это было равноценно открытию, и, как ни парадоксально, я увидела мать и отца в более четком, но мягком свете: с большей ясностью и все же с большим сочувствием.

* * *

Притворяться, что мои родители перестали раздражать меня, просто невозможно. Но раздражение теперь сопровождала любовь, которая, как я обнаружила, была аккуратно спрятана в потаенный уголок моей души, как будто в глубины шкафа. По-прежнему меня до слез раздражала манера отца неожиданно заканчивать предложение, которое он начал говорить неизвестно кому много лет назад. И привычка матери смотреть любой, даже самый старый фильм, постоянно задавая вопросы о том, что происходит, кто чей муж или почему один человек выстрелил в другого, или пронзил мечом его сердце, или улетел на воздушном шаре. Но несмотря на это, мне уже не хотелось убежать из родного дома, и я перестала стыдиться родителей.

Приближался конец января, и большинство образцов были уже готовы. Показ моделей позволил нам лучше понять, чего именно мы хотели добиться. Одна или две модели не очень удались, и мы от них отказались, а некоторые, хотя и очень привлекательные, оказались затратными по времени и финансам. Но в целом наша маленькая коллекция удалась. Ничего выдающегося — о ней не будут написаны статьи, и ни одна актриса не наденет «КК» на премьеру, — но я была довольна проделанной работой и уверена, что мы сможем продать все.

Латифа работала очень хорошо, ее уверенность в своих силах росла, и осанка улучшалась с каждым часом. Девушки-швеи, на которых мы сделали ставку, смогли справиться со своей задачей: количество затраченных усилий перешло в качество. Джонах, грустно покачивая головой, сказал, что это очень «по-гегелевски». Даже Камил удивил всех, продемонстрировав, что в некоторых делах от него все же была польза. Оказалось, ему можно поручить подбор пуговиц и фурнитуры. Еще более удивительным было то, что он замечал все дефекты кроя одежды, и я не раз интересовалась его мнением о силуэтах юбок или брюк.