Казалось бы, это заявление должно было успокоить ее, однако она почувствовала сильнейшее желание швырнуть ему в голову камнем потяжелее.

Но тут, возможно, в знак того, что душа ее все же не обречена гореть в адском пламени, дождь действительно стал стихать, то есть он не прекратился, но стих настолько, что она с долей уверенности заявила:

– Мне совсем не холодно. Вот скоро и солнце выйдет.

– И что ты собираешься тогда делать? Встанешь посреди поля и будешь ждать часов пять-шесть, пока платье высохнет? Или тебе больше по душе заработать хорошее воспаление легких?

Она посмотрела ему прямо в глаза, в первый раз, и сказала:

– Ты ужасный человек. Он засмеялся:

– Ну вот, первые искренние слова - за все утро.

– Неужели ты не понимаешь, что я хочу побыть одна?

– Неужели ты не понимаешь, что я не хочу, чтобы у тебя развилась пневмония? Залезай в седло, Франческа, - приказал он, как ей подумалось, тем же тоном, каким он командовал солдатами во Франции. - Вот когда приедем домой, можешь запираться в своей спальне сколько душе угодно - хоть две недели там сиди! А сейчас поехали. Хватит мокнуть под дождем.

Звучало это соблазнительно, однако она была вне себя от досады, так как он был совершенно прав, а ей страшно не хотелось, чтобы он оказался прав хоть в чем-то. Тем более она начала понимать, что не сумеет она за две недели оправиться от того, что произошло вчера вечером.

Тут целой жизни не хватит!

– Майкл, - прошептала она в надежде, что в душе его есть место жалости по отношению к дрожащим и жалким особам женского пола, - я просто не могу быть с тобой сейчас.

– И двадцать минут не можешь? Здесь ехать всего ничего, - отрезал он. И без дальнейших разговоров рывком поднял ее на ноги, подхватил за талию и посадил в седло.

– Майкл! - взвизгнула она.

– Вчера вечером ты произносила мое имя совсем не таким тоном, - сухо заметил он.

Она отвесила ему пощечину.

– Что ж, это мне по заслугам, - сказал он, не без труда втискиваясь в седло позади нее, так что она фактически оказалась сидящей у него на коленях, - но и тебя следовало бы высечь за твою глупость.

Она так и ахнула.

– Если ты ожидала, что я упаду перед тобой на колени и стану умолять о прощении, - сказал он, почти касаясь губами ее уха, - то зачем ты как последняя дура выбежала под дождь?

– Когда я выбежала, дождя еще не было, - с детским упорством продолжала перечить она, но тут у нее вырвалось негромкое «Ох!», так как он пришпорил лошадь.

И после этого ее тревожило только одно: что ей совершенно не за что держаться, кроме как за его ноги.

Ну и еще рука его так крепко сжимала ее грудную клетку, и так высоко, что грудь практически лежала на его руке.

Не говоря уже о том, что сидела она, плотно угнездившись между его ног, упираясь как раз в…

Впрочем, сейчас он наверняка совсем холодный и сникший - хоть какой-то прок от этого дождя! Эта мысль очень помогла ей в борьбе с собственным предательским телом.

Правда, она-видела его вчера. Подумать только, она видела Майкла во всем блеске его мужской красы.

Тут и таилась главная опасность. Потому что такие выражения, как «во всем блеске его мужской красы», употребляются обыкновенно в ироническом смысле, с сарказмом и кривой ухмылкой.

Но Майклу это выражение подходило идеально в самом прямом смысле.

Или Майкл соответствовал ему.

Тогда- то она и потеряла остатки рассудка.

Они ехали в полной тишине, вернее, не говоря ни слова. Потому что Франческа отчетливо слышала другие звуки, куда более опасные и исполненные значения. Каждый его вдох и выдох над самым ее ухом, и даже биение его сердца за своей спиной. И тут…

– Черт!

– Что такое? - спросила она, пытаясь извернуться в седле так, чтобы заглянуть ему в лицо.

– Феликс захромал, - буркнул он, спрыгивая на землю.

– Это серьезно? - спросила она, без пререканий позволяя снять себя с седла.

– С ним будет все нормально, - отозвался Майкл. Он стал на колени, чтобы ощупать переднюю ногу мерина. Дождь лил пуще прежнего. Колени Майкла погружались все глубже в жидкую грязь - брюки его были безвозвратно погублены. - Но нас двоих он не свезет. Боюсь, даже тебя одну не выдержит. - Он встал, окинул взглядом горизонт, соображая, в какой именно части угодий они сейчас находятся. - Придется идти к сторожке садовника, - сказал он, нетерпеливым движением откидывая мокрые волосы со лба. Волосы сразу же упали ему на глаза снова.

– Сторожка садовника? - переспросила Франческа, хотя она прекрасно знала, о чем он говорил. Это было маленькое строеньице, в одну комнату, необитаемое с тех самых пор, как нынешний садовник, жена которого родила двойню, перебрался в домик побольше по другую сторону замка. - А домой пойти нельзя? - спросила она нервно. Ей вовсе не улыбалась перспектива остаться с ним один на один в маленькой уютной сторожке, где, кажется, имелась даже довольно большая кровать.

– До дома пешком добираться не меньше часа, - отозвался он мрачно. - А буря-то расходится.

Он был прав, черт возьми! Небо стало какого-то странного зеленоватого оттенка, и этот же отблеск лежал на тучах, что предвещало грозу нешуточной силы.

– Хорошо, - сказала она, стараясь подавить снедавшую ее тревогу. Она и сама не знала, что пугает ее -со больше - что гроза застигнет их в чистом поле или что она окажется в сторожке вместе с Майклом.

– Если припустить бегом, то мы будем в сторожке через несколько минут, - сказал Майкл. - Вернее, ты будешь. Мне придется вести Феликса - я не знаю, как быстро он сможет идти.

Франческа прищурилась:

– Ты, случайно, не сам все это подстроил, а?

Он обернулся к ней - глаза его метали молнии. И, словно сочувствуя ему, небо расколол ослепительный разряд.

– Извини, - торопливо сказала она. Есть обвинения, которые никогда не следует предъявлять английскому джентльмену, и прежде всего обвинение в том, что он способен намеренно покалечить животное. По какой бы то ни было причине. - Прости меня, пожалуйста, - добавила она как раз тогда, когда от раската грома содрогнулась земля. - Мне правда жаль.

– Ты знаешь, как добраться до сторожки? - крикнул он сквозь завывания бури.

Она кивнула.

– Сумеешь разжечь огонь к моему приходу?

– Попробую.

– Тогда беги. Постарайся согреться. Я скоро буду.

И она побежала, сама толком не зная, бежит ли она к сторожке или убегает от Майкла.

Хотя какое это имело значение, если он шел вслед за ней?

Но во время бега, когда болели ноги и не хватало дыхания, ответ на этот вопрос не казался ей таким уж важным. Усталость брала свое, да и дождь лупил все сильнее в лицо. Ей казалось, что так и надо, что она того и заслуживает.