В тот же день ростовщик нанес даме визит. Он предъявил ей неоплаченные обязательства и принялся угрожать судом. Своими притязаниями он едва не довел ее до нервного припадка. После этого приехал я и стал выражать сочувствие, и тут дамбу прорвало. Дама раздражительно воскликнула, что почти все ее знакомые в долгах: мол, это обычная ситуация для ее круга.

Это был мой шанс протянуть ей руку помощи. Мы серьезно поговорили о делах дамы, которые оказались весьма запутанными. Обсудили и ситуацию с молодым эрцгерцогом. Мне удалось убедить мою визави, что никаких надежд на заключение законного брачного союза с представителем Мекленбург-Шверинского дома у нее нет, но, поскольку она вступила в интимную связь и даже была помолвлена с ним, справедливо было бы, если бы он оказал ей материальную помощь. Лед, на который я ступил, был чрезвычайно тонок. Дама была крепка духом и не лишена идеалов, и мне приходилось следить за речью, чтобы она не подумала, что я вздумал ее шантажировать. Справедливости ради должен сказать, что если бы она обо всем догадалась, то скорее покинула бы общество, чем согласилась на мое предложение. Наконец я спросил: «Есть ли у вас какое-нибудь средство принудить герцогский дом признать вину и возместить нанесенный вам ущерб?»

После долгого колебания она вскочила, выбежала из комнаты и вскоре вернулась с пачкой писем. На некоторых из них стоял герцогский герб. Юный глупец даже не думал о конфиденциальности! Дама яростно потрясла пачкой писем и воскликнула: «Хотела бы я знать, что дядя Франца скажет на это?! Я могу заставить его жениться на мне!»

Вот он, мой шанс! Железо (в данном случае несдержанность дамы) было горячо. Я предложил даме сесть и спокойно обсудить ситуацию. Чтобы сразу взять быка за рога и создать впечатление, что я тесно связан с одним из самых влиятельных домов Германии и нахожусь в Лондоне инкогнито, я представил дело так, будто целиком и полностью поддерживаю свою подругу, а не герцога Мекленбург-Шверинского; но раз уж я с ним знаком, то смогу быть ей полезен.

– Все это очень прискорбно, – посочувствовал я ей, – но у вас нет никакой надежды на законный, пусть даже и морганатический брак с молодым эрцгерцогом. Я считаю его поведение бесчестным с начала и до конца. Исходя из ваших соглашений, вы вправе требовать от герцогского дома достойной компенсации. Если вы пойдете в суд, то сможете получить ее, обвинив молодого герцога в нарушении обещания. Но я понимаю ваши чувства: такой шаг был бы постыдным для старинного и благородного семейства.

Мой ход рассуждений ей понравился.

– Но что же мне делать? – спросила она.

– Ввиду моих дружеских чувств к вам, – ответил я, – я счел бы за честь, если бы вы разрешили мне действовать от вашего имени. Думаю, мне удастся провести переговоры с дядей молодого эрцгерцога и, я обещаю вам, он честно рассудит это дело. Мне ясна деликатность ситуации, но и вы должны понять трудности этой миссии.

Покачав головой, дама ударила ладонью по стопке писем.

– Нет, это неприемлемо, – произнесла она. – Я не хочу даже думать ни о чем таком.

Я понял, что надо нажать сильнее, поэтому измыслил, пожалуй, самую изощренную в моей жизни ложь. В течение пяти минут я такими красками обрисовал ей молодого эрцгерцога, что по сравнению с ним Дон Жуан показался бы святым.

– Судите сами, – сказал я. – Он должен был приехать, чтобы провести с вами лондонский сезон, но не приехал. Вы сами говорили мне, что эрцгерцог даже не отвечает на ваши письма. Ваша светлость, он и его дом заслуживают самого сурового наказания, каким вы пожелаете его подвергнуть.

Идея наказания понравилась леди больше всего. Задетая гордость женщины, тем более англичанки, – страшная сила. Я поспешил распрощаться. Вернувшись домой, я написал самому себе два письма, подписав их именем эрцгерцога. В них я предлагал оплатить долги ее светлости. Письма были адресованы мне, и, выждав положенный срок, я снова явился в Мейфэр и прочитал ей эти послания. На этот раз дама была холодна, надменна и позволила мне делать все, что я сочту разумным. Я тут же отправился в банк эрцгерцога в Лондоне и известил его о том, что мне надо получить 15 тысяч фунтов (75 тысяч долларов). Через четыре дня деньги были у меня. Остальное – дело техники. Дама отдала мне все письма и документы, а я передал ей 15 тысяч фунтов стерлингов. Насколько мне известно, сейчас ее светлость активно путешествует на ежегодную выплату, назначенную ей старым эрцгерцогом. Не знаю, ходит ли она до сих пор в «Карлтон-Террас» есть клубнику, но своим нынешним благосостоянием она обязана тому, что когда-то это делала.

Читая воспоминания доктора Грейвса, не устаешь удивляться тому, что он на целое столетие опередил свое время, используя для достижения цели передовой поведенческий анализ и психологические методы влияния на людей. Если не поленитесь и перечитаете то место в главе 1, где речь идет о формуле дружбы, вербовке Чайки и склонении его к измене и сотрудничеству с разведкой США, вы найдете невероятное сходство между методами агента ФБР и доктора Грейвса. Судите сами.

1. В обоих случаях вербовка осуществлялась в течение длительного времени на основе тщательно разработанного плана. Оба агента использовали представленные в этой книге способы расположения человека, прежде чем сделали первую попытку к сближению.

2. Доктор Грейвс, как и агент ФБР Чарльз, применил формулу дружбы для того, чтобы познакомиться с английской леди. Сначала он установил близость с объектом, а затем постепенно стал увеличивать ее частоту и продолжительность. После он взялся за усиление интенсивности, забрасывая наживку, возбуждавшую любопытство объекта, и посылая даме невербальные сигналы.

3. В обоих случаях принцип близости применялся для установления ничем не грозившего контакта между агентом и объектом (см.главу 1). В случае с Чайкой агент ФБР не пожалел усилий на посещение места, где регулярно бывал нужный ему человек и где тот не мог не заметить присутствия агента. Доктор Грейвс делал то же самое: он старался попасть в поле зрения дамы на дорожке в парке, а затем в ресторане, устроившись за соседним столом с тем, где сидела компания.

4. В обоих случаях был задействован фактор частоты и длительности. В случае с Чайкой агент ФБР стал чаще попадаться ему на глаза на пути в магазин, а затем, когда дипломат заметил его, стал сопровождать его, каждый раз удлиняя время, проведенное вместе. В случае с английской леди доктор Грейвс начал чаще попадаться ей на глаза в парке и ресторане. В своем дневнике немецкий шпион сам подчеркивает важность этого фактора: «Согласно одной теории, люди испытывают неосознанное влечение к незнакомому человеку, которого часто видят» Для того чтобы соблюсти это условие, он подолгу находился неподалеку от женщины в разных публичных местах: в театрах и на концертах. Чем больше времени вы проводите рядом с человеком (длительность), тем большее влияние сможете в дальнейшем оказывать на его решения и ход мыслей.

5. В обоих случаях интенсивность обеспечивалась невербальными сигналами и наживками, возбуждающими любопытство. Постоянное присутствие рядом этих людей возбуждало любопытство Чайки и английской дамы. Доктор Грейвс придумал свое клубничное чудачество. Почему этот мужчина поглощает невероятное количество клубники и дает официанткам огромные чаевые? Кто он такой? Чего хочет? Именно любопытство заставило английскую даму и советского дипломата Чайку попытаться выяснить, что это за люди и что им нужно. Доктор Грейвс по этому поводу заметил: «Однако если я мимолетно загляну ей в глаза, то, учитывая мое чудачество [повышение интенсивности], она, скорее всего, ответит мне таким же взглядом. Мы оба улыбнемся и до конца дня больше не обменяемся взглядами». Когда доктор Грейвс впервые лично встретился с женщиной, она отбросила прядь волос (тряхнула головой). Этот дружелюбный сигнал указывал на то, что шпиону удалось в какой-то мере установить доверительные отношения с объектом раньше, чем он вымолвил первое слово. Чарльз и Грейвс были уверены в эффективности своих психологических приемов, поэтому ждали подходящего момента. Они не торопили события. И отношения развивались естественно, как обычно и зарождаются симпатия и дружба.