— Не было печали, так черти накачали… — дернул себя за мочку уха капитан Малышев.

— Да уж, — проворчал что-то маловразумительное Телегин. — Теперь без стрельбы точно не обойтись… Какого черта его к самолету понесло?

— А это, старшина, как фишка ляжет… Если Серегу не станут допрашивать прямо на улице, а заведут в дом, у нас появится хорошая возможность накрыть всех фрицев одним махом.

Голоса внутри сторожки становились громче, но разобрать слова в общем шуме не получалось. Хотя чего тут непонятного? Шарфюрер Рондельман доводил до личного состава полученные от начальства распоряжения. А готовность «ноль», по какому поводу она бы ни объявлялась, всегда и везде приравнивается к тревоге.

«Да шевелитесь же… — мысленно подгонял приближающуюся пару Малышев. — Что вы плететесь как обделавшись?.. Ну же… Сергей, шире шаг!.. Ведь выскочат сейчас».

Похоже, божество, отвечающее за судьбу разведчиков, услыхало просьбу капитана. Кто-то внутри сторожки, судя по интонации, сменившийся летчик, громко и отчетливо объявил, что пусть будет хоть трижды нулевая готовность, если ему сейчас же не дадут крепкого и горячего кофе, он и с места не сдвинется. Даже под угрозой расстрела…

— Слышь, Кузьмич, — возбужденно прошептал капитан. — А ведь в самолете теперь один летун остался. Совсем один. Соображаешь?

— Ну?

Может, пока я тут разберусь, спроворишь? Чтоб одним махом всех прихлопнуть.

— Поглядеть можно, — кивнул старшина. — Только если фриц не совсем дурак, он сейчас изнутри на все замки закрылся и, пока охрана не вернется, никому не откроет. Мало ли кто еще по лесу бродит?

— Тоже верно, — нехотя согласился капитан. — Ладно, тогда досмотрим спектакль с этого места. Антракт закончен. Явление третье. Те же и русский диверсант.

И все-таки двери дома выпустили во двор одного из солдат чуть раньше. Он вылетел за порог с явным намерением куда-то мчаться изо всех ног, но увидев прямо перед собой незнакомого пленного, остановился.

— Господи, Курт, ты где это чучело откопал?

— Сам на нас вышел. К самолету. Обер-лейтенант велел сюда его доставить.

— А кто таков? Дезертир?

— Откуда я знаю… Документов при нем нет. Молчит все время. Вроде и не слышит толком.

— Контуженый, — решил более опытный товарищ. — Заблудился, что ли? Вот только тут и до фронта, и до ближайшего госпиталя далековато… Чтоб пешком. Чудеса. Один исчезает, словно его черти в ад утащили. Другой — сам появляется… неизвестно откуда.

— Где Ганс?! — возник в дверях шарфюрер Рондельман. — Не понял… А это еще что такое? Кранценбаум, швайнегунд! Ты почему оставил пост?

— Господин обер-лейтенант приказали сопроводить задержанного к сторожке, господин шарфюрер. Разрешите идти?

— Погоди. Эй, чучело, ты кто такой?

Колесников с любопытством глядел по сторонам и усиленно притворялся не вполне нормальным.

— Эх, надо было всем унтер-офицерские погоны и петлицы нацепить, — прошептал старшина. — Хоть не били бы. Сразу…

— Ничего, — проворчал в ответ Малышев. — Парой-тройкой оплеух и не убьют, и не покалечат. Летуны — они крепкие. Зато в другой раз умнее будет. Как только до капитана дожил?

— Его ж не в разведку готовили, — резонно остудил праведное негодование командира Телегин. — А в небе другие законы. Негде было Сереге нашим премудростям и осторожности учиться.

— Тем более, — не сдавался Малышев, пряча за ворчливостью тревогу о товарище. — Пусть пользуется случаем. Всяко мы слишком далеко зайти фрицам не позволим. Зато после мне самому можно будет без подзатыльника обойтись. Чтоб не унижать офицерскую честь…

А шарфюрер Отто Рондельман уже сдерживался с трудом.

— Ты меня слышишь, идиот?! Имя, фамилия? Какая часть? Что ты здесь делаешь? Где твое оружие? Отвечать, скотина!

Скорее всего, Колесников уклонился бы от удара, но это не входило в его роль. А вот упасть как подкошенный он вполне мог себе позволить. Что и не преминул, довольно мастерски, тут же проделать. Не ожидающий такого эффекта от обыкновенной зуботычины шарфюрер с удивлением посмотрел на свой кулак.

— Вот хлюпик…

— Контуженый, — повторил свой первый вывод старший солдат. — Видимо, не восстановился еще парень. Да и у вас, господин шарфюрер, надо заметить, рука весьма тяжеловата будет.

— Что у вас там происходит? — поинтересовался изнутри отдыхающий пилот. — И где, черт возьми, мой кофе?

— Ладно, тащите его в дом, — велел подчиненным шарфюрер. — Разберемся!.. Может, заодно и узнаем, куда девался этот кретин Ганс? Неужто он и в самом деле дезертировал? Думкопф!

Немцы подхватили под руки продолжавшего изображать бессознательное состояние Колесникова и втащили его внутрь сторожки. А Рондельман еще раз подозрительно огляделся, пытаясь что-то выглядеть в темной стене деревьев, ставших вдруг такими неприветливыми. Постоял минутку в нерешительности на пороге, а потом вошел следом.

* * *

— Игорь Степанович… товарищ ефрейтор… — младший сержант Мамедова запнулась.

— Чего ты? Говори…

— Ну в общем… если меня фрицы… — девушка опять замялась и немного покраснела. — Я хотела сказать… — Лейла никак не могла подобрать подходящих слов. — Если фашисты меня в лес потащат… Ну вы понимаете.

— Брось. Обойдется. Я же рядом. Да и наши неподалеку.

— Вот! Я как раз об этом и говорю, — голос девушки окреп. — Если это случится — вы не вмешивайтесь…

— Это еще что за глупости?! — от возмущения ефрейтор Семеняк даже остановился. — Немедленно выбрось из головы эту ерунду! Никто никого не потащит… Вот еще придумала. Чтоб тебя…

— Да ты послушай, Степаныч… — Лейла пыталась говорить убедительно. — Это если я сопротивляться стану, убегать, орать начну, тогда фрицы толпой набросятся. Они ж как звери. А если подморгнуть кому-то одному, он же нос задерет и на помощь себе товарищей звать не станет. Верно?

— Думаешь, справишься? — сообразил ефрейтор, к чему клонит радистка.

— Должна… — неуверенно пожала плечиками девушка. — Это же враг.

— Ох, дочка… — вздохнул пожилой солдат. — Рука не дрогнет? Тебе хоть раз доводилось раньше убивать. Я уж не говорю, лицом к лицу, а — вообще?

— Нет. Но какое это имеет…

— Имеет, дочка. Имеет. Кабы все так просто было, как в кино показывают.

— Но это ж фашист! Враг! — повторила свой аргумент Лейла.

— Все верно, но человек так устроен, что не каждому хватит воли обыкновенную курицу зарезать, а тем более: себе подобного жизни лишить. Особенно глядя ему в глаза. Этим-то человек и отличается от хищника… Потому как люди, в большинстве своем, не Каины, а Авели.

— А что же делать? — несмотря на показную уверенность, Лейла тоже была не слишком уверена в своих силах.