Прогудел вокс. Меня вызывал Зэф.

— Приближается человек. Эх-х… Отбой, это Нейл.

Гарлон вернулся в Е, приехав от башен министерства на поезде. Он был утомлен, раздражен и потрепан грозой.

— Даже не думайте, что я выдержу еще один подобный денек, Гидеон, — сказал он, устраиваясь рядом со мной и делая глоток амасека, налитого для него Карлом. — Я-то думал, что у нас жизнь тяжелая. В башнях министерства чувствуешь себя роботом. Там просто тупеешь. Одно и то же извечное дерьмо. Вы знаете, я там видел, как за терминалом умер писарь. И знаете, что они первым делом бросились спасать? Его когитатор.

— Почему? — спросил я.

Нейл пожал плечами, потягивая выпивку. Дождь обрушивался на окна с такой силой, что казалось, будто по стеклам швыряются камнями. Гарлон казался куда более истощенным, чем когда-либо за свою жизнь, и это уже о многом говорило.

— Думаю, все это из-за данных. Данные… — Он снова пожал плечами. — Уж не знаю, что они там обрабатывают, да только это не обычная информация. Похоже на какой-то код, нагромождение знаков, шифр. Мне это все показалось неправильным. Впрочем, я же не знаю, как все выглядит в любом другом центре Администратума.

— Ты принес образцы этого материала? — спросил я.

— Да, — кивнул Нейл. — Как только предоставлялась возможность, я доставал пиктер. Может быть, вы сможете разобраться.

— Посмотрим, — сказал Карл. — Мне так ничего и не удалось выяснить из того, что я получил от Кыс.

— К слову, где Пэйшэнс? — спросил Карл, и Нейл нахмурился. — Кара сказала мне, что, прежде чем возвращаться, заглянет к Белкнапу, чтобы тот осмотрел ее рану, поэтому ее я и не жду раньше чем через несколько часов. Но Пэйшэнс, как и Нейл, собиралась направиться к «Дому грусти» сразу после трудовой смены. Она должна была уже вернуться.

— Ее анализатор больше не передает, — сообщил Карл. — И уже долгое время. Я предполагал, что она просто выключила его.

— Вистан? — произнес я.

— Вы уверены? — Фраука помедлил. — Это еще может оказаться рискованным.

— Сделай это, прошу тебя.

Он активизировал свой ограничитель.

Мое сознание высвободилось. Я потянулся ввысь, старательно маскируя свое присутствие, но псайкеры давно ушли, оставив за собой только испорченную погоду.

— Пэйшэнс?

Я не мог видеть ее, не мог даже ощутить ее уникальный биослед.

— Пэйшэнс?

Ответа не было.

Бронированные флаеры спикировали к цели, летя стаей через бушующую грозу.

Облаченный в черную броню, с хеллганом на поясе, Торос поднялся с кресла в освещенном красном светом трюме головного флаера. Он обвел взглядом секретистов, пристегнувшихся ремнями к голым металлическим стенам.

— Готовьтесь к высадке! — проревел он, стараясь перекричать гул турбин.

Со стороны залива на улей надвигалась ночь, кажущаяся еще более темной и непроницаемой из-за грозы. Завывающие прибрежные ветры обрушивали высокие буруны на волнорезы, бились о каменные быки дамб, защищающих от наводнений.

Маяк — черная башня на фоне черного неба, подающая регулярные световые сигналы, порой совпадающие со случайными разрядами молний.

Его холодные, мрачные коридоры и галереи освещались тысячами тонких свечей и старыми, потускневшими светосферами. Грозовой ветер свистел, пробираясь под плохо подогнанными дверьми и между гниющими ставнями, проносясь, точно беспокойный призрак по темным проходам, заставляя трепетать пламя тонких свечей. Пятеро братьев, вооружившихся трутом и огнивом, патрулировали маяк, зажигая затушенные ветром свечи.

Большинство остальных членов Братии сейчас молились в подземелье или же трудились над последними уточнениями пророчества, его фокусировкой и детерминативами, появляющимися в линзе. В полдень к ним присоединился запрошенный Орфео Куллином псайкер. Это был вспыльчивый беглый астропат по имени Юмон Вилнер, и сейчас он усердно работал, передавая послания, нашептываемые братьями с Нова Дэрма.

Сидя в своей личной комнате, купаясь в свете пяти масляных ламп, магус-таинник ужинал. Гаудель, один из младших братьев, чье лицо было изуродовано беспощадной болезнью, кормил Леззарда кашицеобразной пищей с длинной ложки. Экзооболочка Леззарда не позволяла справиться с мелкой моторикой, необходимой, чтобы самостоятельно питаться, а пеньки, оставшиеся от его зубов, уже не позволяли есть твердую пищу. После нескольких ложек, скормленных магусу-таиннику, Гауделю приходилось промакивать ему подбородок салфеткой.

— Еще немного вина, — прохрипел Леззард, и Гаудель покорно поднес к его рту кубок.

В двери громко постучали.

— Войдите! — крикнул Леззард.

В комнату вошел Артуа в сопровождении брата Бонидара. Оба были чем-то встревожены. Каждый нес охапку бумажных листков с записями видений прорицателей. Бумаг было так много, что монахи не смогли их удержать и те спланировали на пол.

— Магус… — заговорил Артуа.

— В чем дело? — спросил Леззард, заставляя распрямиться свой экзоскелет.

— Внезапный… Даже не знаю, как это назвать… — Артуа запнулся. — Внезапная вспышка активности в линзе. Мы получили массу новых детерминативов.

— Они прибывают столь быстро, что уже начинают противоречить сами себе, — сказал Бонидар.

Леззард оставался холоден.

— Братья мои, мои дорогие братья, успокойтесь. Служи вы серебряным зеркалам столь же долго, как я, вы бы знали, что время от времени такие неожиданности происходят. Там, где раньше море подсознательного было спокойно, началось волнение.

— У кого-то изменились взгляды, или, может быть, он неосторожно просчитал новый курс действий. Это все тонкие материи. Тем не менее, воздействие на наше пророчество может быть сильным. Будущее просто тасует колоду, пытаясь скомпенсировать силу удара этого события. В этом источник противоречий. К утру все успокоится так же, как минует эта гроза, и мы снова сможем прочесть истинную картину. Вот помню как-то на Глорисенте, много лет тому назад, когда…

— Думаю, — перебил его Артуа. — Думаю, что все куда серьезнее. Посмотрите сами…

Он протянул стопку бумаг, которую сжимал дрожащими пальцами. Леззарду пришлось прищуриться, чтобы прочесть.

— Рейвенор. Рейвенор. Рейвенор, — проговаривал Артуа — И вот здесь снова. И здесь. И видите? Трайс, снова и снова. Двадцать, тридцать раз.

Магус-таинник поднял запертую в металлической клетке руку.

— Известные детерминативы, они оба находились в главном фокусе. Этого можно было ожидать.

— Но возникают и новые имена, — сказал Бонидар. — Вот это имя — Ревок. До сих пор мы его не видели вовсе, а теперь он появился целых восемь раз. И это, Бонхарт. И Молей. И другие.