Настроение гетмана в этот период — нервное, раздраженное и крайне настороженное — ярко характеризует следующий эпизод, известный из описания Орлика. Находясь уже в Киеве, Мазепа получил шифрованное письмо от княгини Дольской. Орлик перевел его в спальне гетмана и сразу же прочитал. Княгиня от имени Станислава Лещинского предлагала Мазепе начинать «дело намеренное», обещала скорое прибытие из Волыни шведского корпуса и исполнение всех желаний Ивана Степановича, какие он только выдвинет. На это она обещала прислать подтверждение Лещинского и гарантию Карла. Гетман слушал это послание «с великим гневом», затем, разъяренный, вскочил с постели и принялся кричать: «…проклятая баба обезумела!» Мазепа в гневе повторял, что сперва Дольская предлагала уговорить Петра принять под свое покровительство Лещинского, а «теперь иное пишет». «Беснуется эта баба, хочет меня, ношеную и искусную птицу, обмануть. Беда была бы крайняя, если бы я позволил хоть одной бабе прельститься». Весьма характерны и следующие слова, которые, если верить Орлику, в гневе сказал Мазепа, — что Лещинский «сам не надежен своего королевства», то есть его положение очень шаткое, что Речь Посполитая раздвоена — так какой может быть фундамент для предложений Дольской? Исходя из этого, можно предположить, что летом 1706 года в глубине души Мазепа уже искал выход из складывавшейся ситуации, но в перспективы союза с Лещинским пока не верил. Неудивительно, что Мазепа сжег на глазах Орлика письмо Дольской и велел ему написать ответ с требованием прекратить эту корреспонденцию, которая «меня может погубить»[538].

Как чаще всего и бывает, большие надежды обернулись новыми крупными разочарованиями. Древняя столица не произвела на Петра особого впечатления. Возможно, он уже заранее был настроен Меншиковым, который писал, что и защищать город нет смысла — «там только одна соборная церковь да монастырь»[539].

Самая знаменитая сцена, описанная Орликом, произошла во время приема, который дал в Киеве Мазепа в честь приезда царя. На этом обеде Меншиков, «будучи маленко шумен и силен», взял гетмана под руку, сел с ним на лавку и громким шепотом, так, что стоявшие рядом старшины могли слышать, сказал ему на ухо: «Гетман Иван Степанович, пора ныне приниматься за этих врагов». Мазепа, рукой остановив тактично удалявшихся старшин, нарочно громко ответил на ухо Меншикову: «Не пора». Тот упорствовал: «Не может быть лучшего времени, как теперь, когда здесь сам царское величество с главной своей армией». Мазепа возражал: «Опасно будет, не закончив одной войны с неприятелем, начинать другую внутреннюю». А Меншиков свое: «Их ли, врагов, опасаться и щадить? Какая от них польза царскому величеству? Ты сам верен царскому величеству. Но тебе надо доказательство этой верности показать и память о себе в вечные времена оставить, чтобы и впредь будущие государи знали и имя твое благословляли, что один был такой верный гетман Иван Степанович Мазепа, который такую пользу государству Российскому принес»[540].

Разговор этот прервал Петр, который собрался уходить. Мазепа проводил царя и вернулся к старшине, спрашивая, все ли они слышали, что светлейший князь говорил. И добавил: «Всегда мне эту песенку поют, и на Москве, и на любом другом месте. Не допусти им только, Боже, исполнить то, что думают». Орлик писал, что «эти слова поразили страхом слыхавших их».

Начался ропот среди полковников. Они собирались, совещались, негодовали на тяжелые и долгие походы, разорявшие казаков, в которые их отправляли по царскому указу. А за все потери и трудности не только нет к ним милости, но и наоборот — «ругают нас, и унижают, и бездельниками называют, и верную нашу службу и в полушку не ставят, а теперь и о погибели нашей промышляют»[541].

Жалобы на оскорбления и притеснения от российских офицеров сыпались со всех концов — из Гродно, Почепа. Мазепа был вынужден доносить Головину о жалобах, поступивших от старшины Черниговского и Киевского полков[542]. О тяготах и оскорблениях гетману писали не только из старых реестровых полков, но и из охочего, который возглавлял Марк Леонович[543].

Во время пребывания Петра в Киеве случился еще один инцидент, имевший большие последствия: царь осмотрел крепость и согласился с мнением Меншикова, что она очень плохо расположена. Было решено построить новую, на месте Печерского монастыря[544].

Начинается эпопея строительства Печерской крепости, которая тяжелым бременем легла на Украину — как в переносном, так и в прямом смысле. Строительными работами занимались казаки. Надсмотрщиками были россияне. Они били казаков палками по голове, резали уши и «всякое поругание чинили». При этом из украинских городов доходили сведения, что рекруты и обозы, проходившие через территорию Украины в головную царскую армию, грабят и палят казацкие дома, забирают лошадей и скот, насилуют казацких жен и дочерей, а сопротивляющуюся старшину «бьют смертными побоями».

Ропот стоял страшный. Положение Мазепы было незавидным: все считали, что он, выполняя царские указы, подвергает разорению свой край. Особенную тревогу должен был вызвать у него протест, выраженный двумя самыми влиятельными и близкими ему полковниками: миргородским Павлом Апостолом и прилуцким Дмитрием Горленко. Они прямо заявили: «Глаза всех на тебя смотрят и не дай Бог тебе умереть, мы все останемся в такой неволе, что и куры нас заклюют». «Как мы всегда Богу молимся за душу Хмельницкого и имя его благословляем за то, что он Украину от ига лядского освободил, так, наоборот, мы и дети наши в вечные времена душу и кости твои проклинать будем, если за гетманство свое после своей смерти в такой неволе нас оставишь».

Молча сносить создавшуюся ситуацию было уже невозможно. Мазепа предложил отправить делегацию во главе с Горленко и Орликом к царю с просьбой подтвердить права и вольности Гетманщины. Однако эта затея не удалась: гетман проконсультировался с Дмитрием Михайловичем Голицыным, киевским воеводой, и тот намекнул, что подобное обращение Петру будет неугодно, а сам Мазепа этим только навлечет на себя беду и погубит старшин[545].

Мазепа тогда так и не написал царю о притеснениях и обидах казаков. Вероятно, предупреждение Голицына было обоснованным: и тот, и сам Мазепа прекрасно знали взрывной характер царя, который не считался с любыми потерями на избранном им пути. К тому же в это время гетман лишился своего друга и соратника: 31 июля 1706 года в небольшой деревушке на Киевщине от горячки скончался граф Федор Головин. Как говорили современники, он «один почти вел все важнейшие дела»[546]. Это была очень тяжелая потеря для Российского государства, для Петра. Но, как выяснилось позже, это стало и одним из главных трагических звеньев в цепи событий, изменивших судьбу Украины.