Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Арчи настолько обрадовался такому обороту ситуации, что даже не стал издали наводить пистолет на ошалевшего киллера: такого можно взять и так. Он преодолел почти все ступеньки двумя прыжками…
И ударился подбородком о предпоследнюю ступеньку, потому что забыл, в каком доме живет. Сколько раз, спускаясь по лестнице (лифтом он пользовался лишь на подъем) Арчи попирал ногами разные склизкие отбросы, обильно падающие на лестницу из переполненных ведер. На этот раз неизвестно какой очисток сыграл с ним злую шутку. На секунду боль оторвала его от реальности, но потом он вернулся к ней.
Пистолет — неплохое оружие и без патронов. Арчи это понял сразу, скорее, почувствовал. Он видел, как его противник перехватил оружие за ствол и размахнулся. Сыщик сумел лишь немного уйти в сторону, поэтому удар рукояти пришелся на край затылка.
Киллер взмахнул опять. Стараясь думать о чем угодно, кроме как о голове, Арчи вскочил на корточки и покатился вниз, как заяц с горы. В последний момент противник успел подтолкнуть его той же рукоятью.
Уже внизу Николай смог подняться, держась левой рукой за перила. Киллер топал за ним, поднимая пистолет для следующего удара. Однако Арчи, еще не встав окончательно, ударил правой ногой вверх и попал в живот убийце. Тот согнулся, потом с трудом распрямился, взглянул на Арчи и понял: все кончено.
От следующего удара киллер согнулся опять и рухнул на ступеньки, если бы не стукнулся головой о перила. Тотчас же удар в лицо распрямил его. Анохин стоял перед Арчи, не находя сил вздохнуть. И тогда сыщик вынул из его размякших рук пистолет и несильно ударил, скорее, толкнул рукоятью в лоб. Анохин во весь рост загремел на ступеньки, как ковер, который расстилают в особняках.
Арчи присел над ним. Парень был без сознания. «Кто же тебя, дурака, с тремя патронами послал?» — подумал он. Однако, втянув воздух носом, все понял. Так пахнут только наркоманы.
Отвезти бы его в офис. А там запихнуть куда-нибудь подальше. Продержать дня три. А потом, при виде шприца, он расскажет все, что знает. Или вспомнит такие детали, какие скрывали от него заказчики. Желание обостряет память.
Нет. Три выстрела в подъезде — многовато. Скоро здесь будет милиция. Кстати, надо подумать, что ей объяснить?
На лестнице все стало опять тихо. Лишь где-то ожесточенно лаяла собака и плакал ребенок.
* * *
Был пятый час утра, когда до Арчи дозвонились. Он встал с постели (черт бы побрал голову — раскалывается изнутри и снаружи), взял трубку со стола.
— Привет. А твой-то парнишка ласты склеил, — сказал старый приятель, капитан Савельев.
— Прямо в отделении?
— Нет, в «скорой» на пути в больницу. Я не знаю чего в себя всадил за последние сутки. Но на этом свете он был не жилец.
— Спокойной ночи, — сказал Арчи.
Так поговорить и не удалось. Что же, придется больше думать самому.
Часть третья. Слабый пол
Глава первая. «ИДУ НА ВЫ…»
Где-то между Ниццей и Каннами затерялся небольшой дом, скрытый от посторонних глаз высоким забором и пышными мандариновыми деревьями. Случайный российский турист скорее именовал бы это строение виллой и был бы прав. В одном из помещений этого дома, удобно устроившись в глубоком кожаном кресле, сидел человек и читал невесть каким ветром занесенную на Лазурный берег русскую газету.
«Цесаревич умирал вдали от Петербурга. Александр II, стоя на коленях рядом с постелью сына, плакал и молился. У постели умирающего молилась и невеста российского наследника датская принцесса Дагмара. Но все было напрасно. Не помогли ни целебный воздух Лазурного берега, ни запоздало вызванный в Ниццу доктор Пирогов. 12 апреля 1864 года по старому стилю 21-летний наследник русского престола Николай Александрович, так и не ставший царем Николаем II, скончался.
Говорят, история не знает сослагательного наклонения. Поэтому не стоит гадать, как бы сложились события в России, останься в живых Николай Александрович. Но история русской православной церкви на Лазурном берегу связана именно с событиями, происшедшими в 1864 году, хотя началась за несколько лет до этого…
В середине XIX века русская колония в Ницце насчитывала до 150 семей и в большей степени состояла из людей достаточно богатых и влиятельных…»
Человек еще раз посмотрел на цифру «150», подумав, как легко работалось прежде сыщикам, которые могли чуть ли не за пару дней навести все необходимые справки о русской Франции. Теперь же пойди разберись с сотнями туристов, еженедельно прилетающих и приезжающих сюда со всей России. Правда, и контингент гостей нынче не тот, о чем сокрушался комиссар Сантерэ, недавно навещавший виллу.
— Вы представляете, — рассказывал полицейский, — работал я тут с двумя такими. Они, как выяснилось, сняли скромную виллу в Каннах, вызвали из Москвы своих приятельниц, но те, забыв про кавалеров, отправились смотреть местные прелести. Парни отметили, как положено, это несчастье и пошли купаться. Увидев их, наши сердобольные граждане сделали замечание, сказав, что в верхней одежде и кроссовках плавать не следует. А русские туристы восприняли это буквально, разделись донага и продолжили водные процедуры. После очередного замечания, мол, «так у нас тоже не купаются», всех присутствующих стали одаривать пачками долларовых купюр. Когда мы прибыли, «подарки» полетели и в сторону полицейских. Ну, ничего, в результате вечер на пляже обошелся гостям примерно в пятнадцать тысяч долларов, хотя на виллу пришлось их везти на собственной машине…
Обитатель тихой виллы усмехнулся, вспомнив рассказ недовольного комиссара, и продолжил чтение.
«Строительство первого русского храма в Западной Европе во имя святителя и чудотворца Николая и святой мученицы царицы Александры было высочайше утверждено Александром II. Императрица Александра Феодоровна, не принимая на себя никакого официального звания, открыла подписку на сбор средств для строительства.
Торжественная закладка храма состоялась 2 (14) декабря 1858 года. На ней присутствовали экипажи всех русских кораблей, стоявших в ту пору в Ницце.
Строительство продолжалось всего 13 месяцев. Первым его настоятелем стал придворный протоиерей Сперанский. Ав 1864 году Александр II, утвердивший строительство первой русской церкви в Западной Европе, стоял в ней у гроба своего сына…»
Человек, читавший газету, вздохнул, подумав, что