Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она пропустила вопрос мимо ушей.
– Я приглашаю тебя на прогулку… сегодня вечером, – и добавила с придыханием. – Подари мне эту ночь в заснеженном городе, Карелин!
– Шутишь? Давай лучше устроим романтический ужин, – предложил Матвей. – На улице ветер, холод…
– Нет! – нетерпеливо перебила она. – Я заказываю музыку! Проведем восхитительные часы под окнами рыжекудрой Александрины… будем ловить глазами ее силуэт и томно вздыхать.
– Зачем? Ты в своем уме? Какого черта…
– Молчи! Тс-с-с… – она приложила пальчик к его губам. – Неужели тебя это не вдохновляет?
– Абсолютно. Что за дурацкая блажь торчать в мороз под чьими-то окнами? – Он запнулся, осмысливая ее слова. – Думаешь, Сфинкс явится убивать Мурата, а мы его поймаем с поличным? Сомнительно. Во-первых, неделя еще не истекла. Во-вторых, он или она выбирают, как я успел заметить, людные места, толпу…
– О-о! Теперь ты догадался, с какой целью мы идем на презентацию? Клуб, полный приглашенных… музыка, полумрак, много выпивки, шума, толкотни. Сфинкс может легко расправиться с Домниным. А у Мурата еще есть время. Бьюсь об заклад, завтра ночью в «Ар Нуво» непременно будут Санди с любовником, Маслов, Баркасов!
– Значит, сегодняшняя прогулка откладывается? – с надеждой спросил Матвей.
У него не было ни малейшего желания бродить морозной ночью по улице.
– А если посидеть в машине? – разочаровала его Астра. Ей вдруг представилось совсем другое место, где они могут… – Всё! Я знаю, куда мы пойдем вечером, когда стемнеет!
Он решил не спорить. Авось она еще передумает.
– Ты собиралась встретиться с Ингой. Нам по дороге. Отвезти?
В машине Астра перебирала фотографии, любезно предоставленные ей бывшей женой Феофана Маслова. Один из снимков она показала Матвею.
– «Хоровод пчел».
– Девочки с крылышками? – усмехнулся он. – Тощие и прилизанные.
– Вот эта, с короной на голове, Люся Павленко… ныне Людмила Никонова, мать покойного скрипача. А вот эта пчелка впоследствии стала женой скульптора. Именно в Доме культуры, где репетировал ансамбль «Терпсихора», некоторое время работала мать Игоря Домнина и брала сына с собой.
– Любовный треугольник? Маслов, пчелка и будущий художник?
– А Никонова?
– Женская месть? – Матвей притормозил на светофоре и повернулся к Астре. – Но кому и за что? Почему через столько лет?
Она пожала плечами. Если бы знать, о чем умалчивают загадки.
– Инга Теплинская случайно не танцевала в «Терпсихоре»?
– К сожалению, нет. И Санди тоже.
– Откуда ты знаешь?
– Ее бы запомнили! И здесь среди пчелок ее не видно. С такой внешностью даже мы бы ее узнали.
– А «Хоровода бабочек» или «Пляски жуков» в ансамбле не ставили?
Астра демонстративно поджала губы и уставилась в окно.
– Тебя подождать? – спросил Матвей, въезжая во двор дома Теплинских. – Престижные хоромы! Наверное, всюду чистота, цветы на лестничных площадках, строгий консьерж, мимо которого и муха не пролетит.
– Именно так. Не вздумай уехать без меня. Мы еще по магазинам пробежимся.
Он обреченно вздохнул и приготовился вздремнуть. Пока она будет показывать Инге пчел и расспрашивать о бабочках…
Госпожа Теплинская встретила Астру сухо, без лишних слов и эмоций. За эти мучительные, горькие дни она стала тоньше и темнее лицом.
– Ансамбль «Терпсихора»? Не слышала…
Астра показала ей фотографии юных танцовщиц.
– Знаете кого-нибудь?
Инга отрицательно качала головой. В ее волосах прибавилось седины.
– Вот эта пчелка в короне – Людмила Никонова.
Теплинская и бровью не повела.
– Да? Интересно… И как это поможет найти убийцу моего мужа?
Она ощетинилась сотнями игл, и при каждой попытке вызвать ее на разговор Астра натыкалась на их острия.
– Что с вами, Инга?
– Я… я видела ту женщину, любовницу Миши, – ее глаза наполнились слезами, голос дрожал. – Она… очень красивая. Миша мог увлечься ею. Думаю, они любили друг друга. Мне ее показали… издалека.
– Кто?
– Какая разница? Лида Отрогина.
– Вашего мужа нет в живых. Простите… Его бесполезно и бессмысленно ревновать.
Инга будто не слышала.
– Она… мачеха Домнина, художника, которому Миша заказывал мой портрет. Это она ему посоветовала! Они, вероятно, говорили обо мне, смеялись… обсуждали, какая я в постели.
– Не думайте так.
– Миша изменял мне… с продажной женщиной! Вы понимаете? – прошептала Инга. – Он платил деньги за ее любовь! Это даже не было чистое чувство… это был грязный продажный секс…
Астре с трудом удалось ее успокоить.
– Вы больше не хотите искать убийцу? – спросила она, когда Теплинская выговорилась и перестала лить слезы.
– Странно… уже не хочу. Но придется. Вера, первая жена Теплинского, собирается добиваться через суд права на наследство. Ее не устраивает заключение о смерти Миши в результате сердечного приступа. Она обвиняет меня в том… в том, что я «заказала» мужа… из ревности. Пока это только угрозы. Если я добровольно не отдам ей всё, она возьмется доказывать, что Мишу убили. А его ведь в самом деле убили! Ужасно, но дети встали на ее сторону. Мне всегда казалось, я сумела завоевать их любовь. Выходит, это не так. Они тоже подозревают меня в причастности к смерти отца. Вера обещает мне грандиозный процесс. Господи! – Инга прижала ладони к пылающим щекам. – Какая-то Голгофа! За что? Впрочем… наказания без вины не бывает.
Она снова принялась корить себя за брак по расчету, твердя:
– Я обманывала себя год за годом… обманывала Мишу, что люблю его. Мне было удобно, сытно, спокойно… Я обрела свободу и достаток, домашний очаг, уют. Все это дал мне муж. А я? Чем я платила ему? Ложью, притворством, фальшивыми словами, ласками, лишенными страсти. И даже теперь я не раскаиваюсь искренне, а еще и ревную, и злюсь на него, мертвого. Я чудовище! Домнин правильно изобразил меня на картине… он как в воду глядел…
– Любовь бывает разная, – сказала Астра. – Не существует признаков, которые доказывали бы ее подлинность. Каждый цветок имеет свой собственный запах, и каждый человек чувствует по-своему.
– Разве, любя, я бы не простила ему всё, всё?! Когда я увидела ту женщину, Александрину, у меня внутри будто смерч пронесся, разрушил и стер в порошок мир, который я создавала – кирпичик к кирпичику, травинка к травинке. И на пепелище осталась тлеть ненависть.
Астра не знала, чем ее утешить. Позолоченные миры из хрусталя недолговечны. А что переживет смерчи и ураганы, продолжая светить в веках измученным душам?