без яиц, — нам всем кранты. Это говорю вам я — в вечер накануне Ивана Купалы, в особое время года.

И уж тогда — туши свет, сливай воду…

И с радостью мы поспешили к выходу, лишь только Синдерюшкин махнул всем рукой. Но только пассажир, спавший в обнимку с могильным крестом, поднял голову и подмигнул нам.

Когда мы спрыгнули с подножки, закат уже был окрашен в странные цвета — так, будто в облаках невидимые повара мешали кетчуп с майонезом.

04 апреля 2021

История про то, что два раза не вставать (2021-04-06)

«Наука расставания» — прекрасное название, но, увы, занятое не очень хорошим романом Вениамина Каверина.

Дело в том, что есть типовые сюжеты, связанные с драмой любивших друг друга людей.

Кто-то не может простить измену, кто-то испугался болезни супруги, муж зарезал жену, жена отравила мужа. Это расставания, подчинённые неумолимой логике. Та же неумолимая логика в ситуации, когда по корысти женившийся муж лезет в окно в обнимку со стулом, унося в кармане золочёное ситечко: тут не до ритуалов.

Но интереснее понять правила расставания в случаях «разлюбил» и «разлюбила».

Есть советы популярных психологов на, что говорится, «первые дни после»: «Истребите все следы бывшего или бывшей в вашем доме и начните новую жизнь».

Понятно, что это совет новейших времён для не очень бедных людей, готовых проститься с ещё годной кроватью. Другие психологи, наоборот, считают, что «За отношения нужно бороться», и сообщают массам безумную идею, что «все средства хороши».

Недаром наши заокеанские друзья придумали судебный запрет не приближаться к кому-то ближе, чем на двести (на разное количество, конечно) метров. Это блестящая реализация желания «Глаза б мои тебя не видели». Но это уже всё после.

Хорошо бы разобраться с первыми днями и часами, понять ритуалы современности. Меня давно занимал стиль — дальше: http://rara-rara.ru/menu-main_page/nauka_rasstavaniya

И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.

Извините, если кого обидел.

06 апреля 2021

Долгая, долгая жизнь (День здоровья. 7 апреля) (2021-04-08)

Иосиф, тяжело дыша, протиснулся через щель в заборе. Очутившись на улице, он пошёл медленно — только безумец мог бежать по утренней московской улице, чтобы скрыться от любопытных глаз.

Человек в пижаме пошёл медленно, высматривая просвет в длинной череде заборов. Нырнув в один из дворов, он появился обратно через несколько минут, уже в чьей-то гимнастёрке и штанах, ещё хранивших складку от бельевой верёвки.

На трамвайной остановке он украл бумажник и, не трогая крупных денег и мелочи, пообедал по талону в рабочей столовой. Город он знал плохо, но в своей жизни он видел множество городов и сейчас легко угадывал, куда идти. На рынке у Киевского вокзала он безошибочно определил торговца краденым и прикупил сносный пиджак. Так же задёшево Иосиф разжился потёртым портфелем, явно тоже ворованным.

Человек, продававший портфель, предлагал купить и содержимое, но в таких обстоятельствах и смотреть на чужие бумаги не стоило.

Иосиф покинул его и, как нож сквозь масло, прошёл через толпу — только одна сцена заинтересовала его. Женщина торговалась с крестьянкой из-за курицы. Она азартно спорила, взмахивала руками, сама похожая на суматошную курицу.

Беглец шёл по одной из малых улиц, что ручейками впадают в Садовое кольцо.

Наконец, он услышал то, что хотел услышать — стук пишущей машинки. Он сел в тополиную тень и стал ждать. Стук замолк, и из подъезда, торопясь, выскочил человек в шляпе. Переждав немного, Иосиф легко открыл замок и залез в квартиру. Пишущая машинка стояла посередине письменного стола.

Беглец заправил в неё чистый лист и мгновенно отпечатал несколько удостоверений и тут же, с помощью чернильной ручки и ластика, изобразил на них печати. Он умел подделывать печати с помощью резины, кожи, варёных яиц и сотней других способов — и с развитием цивилизации это было всё легче и легче. Этому искусству его обучил один константинопольский турок, которого давно не было на свете. Удостоверения просили оказывать всемерное содействие вымышленным людям. Только имя было в этих бумагах правдой.

Всё это делалось быстро и споро — за годы скитаний он привык убегать. Теперь, перестав торопиться, он осмотрел комнату пристальнее — на него сурово смотрели портреты со стен. Глядели вниз старики и старухи, какие-то люди в шляпах, среди которых повторялся один человек, видимо, хозяин. На самой большой фотографии сидел хозяин в обнимку с красивой женщиной. Этого хозяина он точно видел — лет десять назад, в Киеве.

Обстоятельства тогда были довольно неприятные.

Тогда его поймали петлюровцы — прямо у памятника святому Владимиру. Патруль подошёл к Иосифу сзади, и бежать было некуда, разве сломать шею на склоне. У него даже не спросили документов, а внешность говорила сама за себя. Им вовсе было неважно, как его зовут — Иосиф или Хаим. Даже то, что он был выкрест, его спасти не могло. Двое вытащили шашки и ударили его по спине — сперва просто взрезая полушубок, желая натешиться.

Но всё дело им испортил мальчишка в новом жупане. Он выхватил наган и расстрелял в Иосифа сразу весь барабан. Отец, бывший тут же, отвесил сыну затрещину, но было поздно.

Патруль ушёл разочарованный, а зеваки разбрелись. И среди них был этот, с фотографии на стене, Иосиф сразу узнал его. Правда, тогда рядом с этим человеком была другая женщина, и прохожий прикрывал её собой, уводил в сторону, чтобы она не видела подробностей смерти.

Новая подруга была лучше одета и чем-то похожа на предшественницу.

Но это не удивительно — люди во время гражданской войны сочетаются быстро и причудливо, как стекляшки в калейдоскопе.

А тогда мальчишка стрелял плохо, револьвер плясал в его руке. Однако мальчик два раза попал в серебряный портсигар, прикрывавший сердце.

Через два дня Иосиф очнулся в незнакомом доме и долго не мог понять, с кем он говорит. С бородатым рабочим или своим заклятым другом, который всегда снился ему в трудное время перемены участи.

Его лицо было залито кровью, точь-в-точь как лицо Иосифа сейчас. И Иосиф по-прежнему был перед ним крепко виноват, несмотря на то, что судьба отомстила Иосифу сторицей.

К неприятным обстоятельствам было не привыкать.

Он ещё раз всмотрелся в портрет, в книги, расставленные повсюду. И от его взгляда не ускользнуло то,