лет дольше Дзержинского. И вдруг на открытом московском судебном процессе 1938 года обвиняемый Ягода, сменивший Менжинского как руководитель госбезопасности СССР, занявший должность еще и наркома внутренних дел СССР, неожиданно для публики признал, что организовал убийство Менжинского с помощью врачей. В черновых записях к незаконченной биографии Сталина (которую Троцкому не дал дописать герой его книги, убивший ледорубом своего биографа) Троцкий записал по этому поводу:

Доктор И. Н. Казаков показал: «Вследствие моего разговора с Ягодой я выработал вместе с [доктором] Л. Г. Левиным способ лечения Менжинского, который действительно разрушал его последние силы и ускорял его смерть. Таким образом, Левин и я практически убили Менжинского. Я дал Левину смесь лизатов, которая в сочетании с алкалоидами вызвала намеченный результат, т. е. смерть Менжинского.

Менжинский умер (или был убит) 10 мая 1934 года. На следующий день умер (или был убит) сын известного советского писателя Максима Горького — Максим Пешков, чья жена Надежда Пешкова («Тимоша») была любовницей Ягоды.

Предположительно, Ягодой с помощью имевших доступ в Кремль подчиненных ему врачей были отравлены еще два известных в СССР человека: член ЦК партии и руководитель Госплана СССР Валериан Куйбышев, умерший 25 января 1935 года, и сам Максим Горький, умерший 18 июня 1936 года. Обратимся и здесь к черновым записям Троцкого:

Ягода имел особый шкаф ядов, откуда по мере надобности извлекал драгоценные флаконы и передавал их своим агентам с соответствующими инструкциями. В отношении ядов начальник ГПУ, кстати сказать, бывший фармацевт, проявлял исключительный интерес. В его распоряжении состояло несколько токсикологов, для которых он воздвиг особую лабораторию, причем средства на нее отпускались неограниченно и без контроля. Нельзя, разумеется, ни на минуту допустить, чтоб Ягода соорудил такое предприятие для своих личных потребностей. […]

Ягода находил, что сын Горького ведет дурной образ жизни, оказывает неблагоприятное влияние на отца и окружает отца «нежелательными людьми». Отсюда он приходит к выводу устранить сына и предлагает доктору Левину оказать ему содействие в ликвидации сына Горького […] Рядом с Ягодой на скамье подсудимых сидели четыре кремлевских врача, обвинявшихся в убийстве Максима Горького и двух советских министров: «Я признаю себя виновным в том, — показал маститый доктор Левин, который некогда был также и моим врачом, — что я употреблял лечение, противоположное характеру болезни. Таким образом я причинил преждевременную смерть Максиму Горькому и Куйбышеву».

Официально считалось, что Куйбышев умер от склероза сердца. Однако его сын Владимир утверждал, что отец был абсолютно здоров: «Состоялся консилиум из специально подобранных врачей и вскрытие. Причина смерти — склероз сердца. Это заключение вызывает сомнение, даже недоумение, ибо у отца было здоровое сердце. За два дня до кончины, 23 января, отец в разговоре со своей сестрой Еленой, провожая ее до двери, смеясь, говорил: «Самое здоровое в моем организме — это сердце!».

Владимир Куйбышев подозревал, что лечащий врач Левин убил его отца посредством «тщательно подобранной дозы специально рассчитанных «лекарств»-ядов.

Версия об убийстве Куйбышева выглядит правдоподобной еще и потому, что через три года, в 1938-м, расстреляли брата Валериана Куйбышева Николая, военачальника, командира корпуса, героя гражданской войны, награжденного четырьмя орденами Красного Знамени, трижды раненного в боях. В момент ареста он был командующим Закавказским военным округом. Его вызвали из Тбилиси в Москву и арестовали в дороге в поезде, ночью. 1 августа 1938 года во время допроса в Бутырской тюрьме Николая Куйбышева убили. По одной из версий его застрелил лично Лаврентий Берия, новый руководитель НКВД. Впрочем, в те годы репрессировали почти всех высших командиров Красной армии.

В том же 1938 году Сталин публично обвинил Ягоду и лечащих врачей советского правительства в убийствах Менжинского, Пешкова, Куйбышева и Горького. Троцкий пишет:

Казаков был в этом отношении особенно полезен, так как он, по словам доктора Левина, оперировал при помощи медикаментов, которые он сам изготовлял без всякого контроля в своей лаборатории, так что он один знал секрет своих инъекций […] Показания доктора Левина, 68-летнего старика, производило наиболее потрясающее впечатление. По его словам, он намеренно содействовал ускорению смерти Менжинского, Куйбышева и самого Максима Горького. Он действовал по требованию Ягоды, ибо боялся «истребления своей семьи». Горький представлял серьезную опасность. Он находился в переписке с европейскими писателями, его посещали иностранцы, ему жаловались обиженные, он формировал общественное мнение. Никак нельзя было заставить его молчать. Арестовать его, выслать, тем более расстрелять — было еще менее возможно. Мысль ускорить ликвидацию больного Горького «без пролития крови» через Ягоду должна была представиться при этих условиях хозяину Кремля как единственный выход. […]

В дни процесса, основной фон которого составляла ложь, обвинения, как и признания в отравлении старого и больного писателя, казались мне фантасмагорией. Позднейшая информация и более внимательный анализ обстоятельств заставили меня изменить эту оценку. Не все в процессах было ложью. Были отравленные и были отравители. Главный из них руководил по телефону судом. […] О недовольстве Горького, об его попытке вырваться за границу, об отказе Сталина в заграничном паспорте в Москве знали и шушукались. После смерти писателя сразу возникли подозрения, что Сталин слегка помог разрушительной силе природы.

Ягода возглавил госбезопасность после смерти Менжинского, в тот же день. Под него создали новую должность: Народный комиссар внутренних дел. И дополнительно — как отдельный наркомат — Главное управление государственной безопасности (ГУГБ), которое тоже возглавил Ягода. В 1935 году ему первому присвоили звание «Генеральный комиссар госбезопасности». Но 26 сентября 1936 года Ягода был снят со своих постов и назначен наркомом связи СССР. В январе 1937 года его подвинули и оттуда, затем — исключили из партии, подвергнув резкой критике на февральско-мартовском пленуме ЦК 1937 года.

Хотя формальное сообщение о снятии Ягоды с должности наркома связи последовало лишь 4 апреля 1937 года, уже 28 марта его арестовали, а 15 марта 1938 года, после того как он стал одним из главных обвиняемых на Третьем московском открытом процессе, расстреляли на спецобъекте «Коммунарка» — на его же даче. Ягоду заставили наблюдать за расстрелом остальных осужденных этого процесса и убили последним. Перед расстрелом, по указанию нового руководителя НКВД, Ежова, Ягоду избил начальник 1-го отдела ГУГБ НКВД СССР Израиль Дагин[216].

Жену расстрелянного Иду Авербах уволили из прокуратуры, где она служила, и 9 июня 1937 года арестовали. Вместе с матерью и семилетним сыном ее отправили в ссылку в Оренбург сроком на пять лет. Но мафиозные законы сталинщины требовали, хотя и не всегда, уничтожения всей семьи. В 1938 году, после пересмотра ее дела, Иду Авербах расстреляли.

20 июня 1937