Сапоги принадлежали огромному белобрысому эхайну. Эхайн сидел за столиком, совершенно земным манером закинув на него ноги, и что-то жевал. Это придавало его зверской роже хоть какую-то осмысленность. На бессознательные поначалу попытки Кратова устроиться с удобством он не отреагировал. Но когда тот поднял голову и начал озираться, эхайн моментально ожил, неспешно убрал ноги и придал своей позе необходимую монументальность. На нем был примерно тот же костюм, что и на т'гарде, но без обильного золотого шитья, желтая полоса на брюках была вдвое уже, два аксельбанта небрежно висели вдоль пуза, и нашивка на рукаве выглядела иначе. Да и весь наряд казался основательно поношенным… Посидев немного и поиграв с Кратовым в ляделки, эхайн лихо выплюнул жвачку в дальний угол камеры и энергично вознес широченную ладонь над столешницей со вполне определенным намерением по ней хлопнуть. Кратов зажмурился: его должно было накрыть брызгами от того, что только что было прелестным столиком… В самый последний момент ладонь резко притормозила и опустилась плавно и даже без стука.

— Вы говорите на «эххэге», — не то спросил, не то констатировал, иными словами — проскрежетал он.

— Нет, — сказал Кратов. — Я говорю на «эхойлане».

— Есть различия, — задумчиво промолвил эхайн. — Но ими можно пренебречь.

Эмо-фон его говорил о спокойствии, к которому примешивалась слабая тень тщательно усмиряемой гадливости. «Я ему отвратителен, — подумал Краюв. — Но он должен меня допросить, исполнить свои долг с максимальной эффективностью, и потому утаптывает в себе это отвращение. Великая вещь служебный долг! Как часто именно она позволяет вступить в нормальные переговоры и перекинуть мостки понимания… Хотя вряд ли мне удастся проделать мою работу на сей раз. Передо мной не ксенолог с профессионально расширенной толерантностью и даже не ученый со сколько-нибудь развитым кругозором. Передо мной какой-то мелкий чин военной разведки, то есть самый тупой и злобный представитель самого тупого и злобного сословия. Гиена, которой львы разрешили вкусить от падали. Я вовсе не хочу его этим оскорбить. Я просто пытаюсь профессионально выработать применимую к ситуации линию поведения…»

— Я младший геургут отдела дознания Департамента внешней разведки Юзванд, — назвался эхайн. — Обращаться ко мне можете по имени. Ваше имя мне известно — Константин Кратов. Воинского звания, по нашим сведениям, у вас нет.

Кратов помолчал, прикидывая положение «младшего геургута» в местной табели о рангах. Получалось что-то вроде заведующего сектором…

— У нас нет армии, — сказал он наконец. — А значит, нет и воинских званий. Я ксенолог. Если вам это что-то даст — ксенолог второго класса.

— Мне это ничего не даст, — покачал головой Юзванд. — И мы не верим, что у вас нет армии. Кто же тогда ведет боевые действия против Эхайнора? Призраки?

— Боевые действия?! — удивился Кратов. — Мы не воюем с Эхайнором!

— Плохо, что мы начинаем разговор со лжи. Но у меня нет полномочий развивать эту тему…

— Ладно, — сказал Кратов озадаченно. — Я могу задать вам вопрос?

— Можете. Эхайнор — свободный мир… Но вы не можете непременно рассчитывать на ответ.

— Со мной была женщина. Где она?

Юзванд безмолвствовал не меньше минуты, при этом лицо его сохраняло полную неподвижность и отсутствие следов какой-либо работы мысли. Затем он сказал:

— Вам нужно знать, что она в безопасности.

— Вам тоже нужно кое-что знать, — заявил Кратов раздраженно. — Безопасность и свобода этой женщины — та единственная причина, по которой Федерация планет Солнца может атаковать Эхайнор…

— У вас же нет армии, — усмехнулся эхайн, обнажив мощные белые клыки в уголках рта. — И мы знаем цену этого залога. Повторяю: она в безопасности. Тема закрыта. — И он снова проделал захватывающий фокус с ладонью и столиком.

— Прекрасно, — сказал Кратов (он поймал себя на том, что давно и с любопытством следит, разнесет ли Юзванд своими лапами мебель вдребезги, или все обойдется). — Мы закрыли уже две темы. Если так будет продолжаться, скоро мы просто будем сидеть и глупо таращиться друг на друга…

Юзванд приоткрыл безгубую пасть и глухо закашлялся. Понадобилось изрядное напряжение фантазии, чтобы догадаться, что это — смех по-эхайнски. Кратов совершенно безотчетно отметил, что компонента гадливости в ауре собеседника сильно потускнела.

(И тут же припомнил: носовские лже-эхайны смеялись иначе… Если они не успели исправить этот просчет, их ждут неприятности.)

— Странно, что вы мне нравитесь, Кратов, — объявил геургут, и это прозвучало искренне. — Мы враги. Мы находимся в состоянии войны. А вы мне, драд-двегорш, симпатичны…

— Я не враг вам, — возразил Кратов. — И у вас нет причин меня ненавидеть. В этом может быть корень взаимной симпатии.

— Не увлекайтесь. Мгновение личной приязни не упразднит состояния войны… Я предупрежден о словесных уловках, на которые горазды этлауки. Известно, что этлауки могут уговорить кого угодно. Особенно такие, как вы, ксенологи. Одно из неформальных определений вашей профессии — специалист по уговорам.

— Вы прекрасно осведомлены о наших реалиях…

— А вы забыли, в чем состоит моя профессия. Так что тему взаимной симпатии мы тоже закрываем. — Юзванд, однако же, не удержался и вновь приподнял уголок рта в ухмылке.

— Что ж, не я выбираю содержание этого диалога, — Кратов задумчиво позвякал цепью. — Предлагайте вы. И нельзя ли снять эти оковы?

— Нельзя. Таковы уложения Департамента. — К эмо-фону Юзванда приметалась теплая краска сочувствия. — Допрашиваемый должен испытывать неудобства и переживать унижение…

— Кто вам сказал, что я испытываю неудобства?! — фыркнул Кратов. — Да будет вам ведомо, что в своем доме я каждую свободную минутку специально приковываю себя цепями к стене и провожу ночи напролет в висячем положении. Бывает еще, и вниз головой. А уж секс без цепей для нас, людей попросту немыслим!

— Я учту ваши странные пристрастия, — сказал эхайн. — И позабочусь, чтобы на ночь вам создали ваши излюбленные условия для полноценного отдыха.

— И уж ни в коей мере я не унижен, — продолжал Кратов, пропуская эти прозрачные угрозы мимо ушей. Кажется, он начинал различать, когда его оппонент шутит, а когда серьезен. — Унизить свободного человека цепями нельзя. Можно лишь принудительно обездвижить его тело, но дух всегда неизмеримо выше неумных и мелочных оскорблений! Учтите и это странное для вас и представляемого вами Департамента соображение.

«Наконец-то я начал изъясняться на уровне, доступном младшему геургуту отдела дознания, — мысленно отметил он. — Хотя это и не такая уж легкая задачка…»

— Нужно вам знать, — размеренно проговорил Юзванд, — что уложениями Департамента предусмотрены и меры физического воздействия к допрашиваемым, если они допускают бесчинство. И уж всецело эти меры поощряются, буде таковое бесчинство проявляется умышленно. Как в нашем в сами случае.