Как раз возле рощи находилась поляна, и, подходя, они заметили там целую стаю черных коршунов, или замуров. Птицы собрались у трупа другого мертвого оленя, который лежал на земле. При первом же звуке топора коршуны улетели, но очень скоро снова возвратились, потому что они далеко не из робких птиц.

Во всем этом не было бы ничего удивительного, если бы труп не оказался трупом оленя, потому что это был уже второй олень, которого колонисты нашли мертвым на своей дороге в это утро. Кто мог убить его? Какой-нибудь хищный зверь? Но в таком случае он растерзал и пожрал бы их, если только это не была пума, которая действительно умерщвляет иногда животных больше, чем может съесть.

Дону Пабло пришла в голову мысль, что животные были умерщвлены стрелой какого-нибудь индейца, и эта мысль сильно встревожила его; ведь это служило бы свидетельством опасного соседства какого-нибудь враждебного племени индейцев, которые могли бы уничтожить его плантации и даже угрожать здесь семье. Гуапо давно ушел из этих мест и не мог ничего сказать по этому поводу; племена индейцев очень часто меняют места жительства, и потому он не мог знать, не поселилось ли какое-нибудь из них, а если поселилось, то какое именно.

— Чунко, — сказал он, — заходят иногда сюда.

И эти слова не могли рассеять опасений дона Пабло, потому что чунко были самыми воинственными из всех племен, обитавших в здешних лесах. Чунко питают отвращение к белым и притом еще мстительны и жестоки; это именно они уничтожали несколько раз миссии. Если бы действительно оказалось, что чунко поселились поблизости, Гуапо нашел бы уже какой-нибудь их след, но следов не было. Его уверенность успокоила дона Пабло, потому что он хорошо знал: во всем, что касается безопасности его семьи, он вполне может положиться на верность слуги.

Некоторое время спустя внимание наших работников снова было привлечено коршунами. Оправившись от испуга, эти отвратительные птицы возвратились к трупу и с жадностью принялись глотать куски разложившегося мяса. Но вдруг все они вспорхнули, видимо очень испуганные, хотя кругом не видно было ничего такого, что могло бы объяснить их страх. Коршуны тем не менее расположились в нескольких шагах от трупа, и шеи их, вытянутые по направлению к трупу, словно указывали на то, что существо, внушавшее страх птицам, находится в этом трупе.

Заинтересованные каскарильеры прекратили свою работу, и стали наблюдать за коршунами. Те вскоре оправились от испуга и, снова возвратившись к трупу, принялись терзать его с прежней жадностью, но почти тотчас же опять покинули добычу, всполошившись, как и раньше.

На этот раз Гуапо понял, в чем дело, и объяснил загадку.

— О, конечно, это тату! — воскликнул индеец.

— Где он? — быстро спросил дон Пабло.

— Там, мой господин, в трупе оленя.

Дон Пабло приблизился и действительно увидел армадилла, он пожирал снизу труп, верхнюю часть которого уничтожали птицы. Животное спокойно продолжало пировать, да и коршуны, в которых жадность возобладала над робостью, решились на этот раз не обращать внимания на незваного гостя, который разделял с ними добычу. Но доброе согласие продолжалось недолго. Что-то разозлило коршунов, быть может, броненосец оцарапал своей чешуей лапу одного из них, а может быть, и по какой-нибудь другой причине, но птицы вдруг набросились на него. Животное, не имея возможности отразить нападение, ограничилось тем, что воспользовалось своими орудиями защиты. Тату прижался к земле и совершенно укрылся под свою броню; в таком положении ему не страшны были клюв и когти самого орла. Коршуны поняли бесполезность своих усилий и отказались от прямой борьбы. Но если они и не смогли прогнать армадилла, то все же решили не позволять ему участвовать в пиршестве; и действительно, каждый раз, как тату высовывал голову, чтобы откусить мяса, один из коршунов тотчас оказывался рядом, и клюв его заставлял армадилла снова прятаться в броню. Видя наконец, что ничего не может поделать, тату начал рыть землю и в несколько секунд исчез, к великому изумлению замуров, которые были поражены этим внезапным исчезновением армадилла не меньше, чем и встречей с ним в трупе оленя.

Едва закончилась эта сцена, как появились два новые армадилла, они бежали со стороны реки, по скалам, окаймлявшим ее берег и примыкавшим к лужайке, на которой находились наши работники. Оба были из крупной породы и торопились воспользоваться хоть остатками трупа прежде, чем он был бы совсем уничтожен. Но тут уж Гуапо не мог больше выдержать, — он так любил жаркое из армадилла! И вот с топором в руке он бросился навстречу двум тату. Дон Пабло и Леон, которым эта охота понравилась, последовали за ним.

Заметив охотников, армадиллы, не страшные уже для коршунов, быстро повернули назад. Гуапо ускорил шаг, догнал одного из них и успел схватить за хвост как раз в тот момент, когда животное зарывалось в землю и уже готово было в ней исчезнуть. Хотя индеец хорошо знал, что ему не удастся вытащить животное из ямы, но решил хоть не дать ему глубже зарыться.

Тот же из армадиллов, за которым гнались дон Пабло и Леон, достиг края обрыва гораздо раньше, чем его преследователи, и остановился, словно раздумывая, как быть дальше. Охотники были очень довольны, заранее торжествуя, что загнали его в такое место, где, как они были уверены, зверь не сможет ускользнуть от них; потому что скала эта ярдов в четырнадцать высотой, была совершенно обнажена и отвесно спускалась к воде. Вот они догнали животное, уже руки их протянулись, чтобы схватить его, как вдруг (представьте себе только удивление и разочарование бедных охотников!) тату свернулся клубком и покатился по отвесной скале вниз, достиг дна совершенно невредимым, а затем скрылся в одной из расселин так быстро, что невозможно было заметить, куда он делся.

Тогда отец и сын вернулись к Гуапо, который продолжал держать своего тату и давно уже звал их на помощь. Но и общими усилиями все трое не могли вытащить армадилла из ямы, хотя он только наполовину ушел в