Если пересечь Эзбекие и идти прямо по шари аль-Муски, вы попадете на своеобразную двойную улицу, вдоль которой проходят трамвайные линии. Это шари эль-Халиг (Улица канала). Перешагнув через блестящие рельсы трамвая, вы вступите в средневековый Каир и, таким образом, окажетесь на другой стороне старого засыпанного канала, который когда-то был главной водной артерией старого города.

Углубившись в старые кварталы, вы заметите, что старина и отсталость наложили отпечаток на внешний облик города, его обычаи и даже хозяйство. Автобусы движутся по новым магистралям, в переулках гудят автомашины, неоновые рекламы освещают ларьки и большие магазины, мальчишки ездят на велосипедах и женщины одеты по-европейски. Но если вы попытаетесь вспомнить, что вы увидели во время прогулок по этому району Каира, эти проявления современной жизни ускользнут из вашей памяти. Сохранится лишь общее тягостное впечатление, что вы бродили по полусредневековому городу с полусредневековым населением.

Население здесь постоянно обновляется. В Каир в поисках работы непрерывно идут люди из деревень. Аграрная реформа 1952 года подорвала старую полуфеодальную систему землевладения, однако мановением волшебного жезла не уничтожишь сразу полуфеодальный характер экономики. Стране необходимо расширять производство. Когда в 1882 году англичане пришли в Египет, в стране было 9 миллионов жителей, а сейчас — 26 миллионов. С улучшением социальных условий сокращается детская смертность. К 1970 году в Египте, вероятно, будет 35 миллионов жителей. Поданным выборочной переписи 1961 года, только 53 процента жителей Каира родились в нем. В 1966–1967 годах население Каира составляло свыше 4 миллионов. За двадцать лет до этого оно равнялось полутора миллионам, а некоторые районы Каира перенаселены так же, как самые густонаселенные города Индии. Изо дня в день бедные кварталы пополняются новыми гражданами: или посланными богом, или прибывшими из деревни. Когда пробираешься по улочкам старого города, кажется, что каждый кишащий людьми дом пышет плодородием; грубая правда жизни опрокидывает европейские представления о воздержании и начинает пугать даже самих египтян.

Только здесь можно понять подлинный характер египтянина во всех его проявлениях. По ту сторону Эзбекие его не заметишь под европейским костюмом и за блеском автомашины «мерседес». А здесь улицы шумят иначе. Это шум людей, а не транспорта. Женщина, продающая арбузные косточки, и мужчина, торгующий горячим рисом, заняты не просто коммерцией: каждое движение, слово, брань, конфликт и шутка содержат элементы интимных общественных отношений, ибо постоянное общение с людьми — это основа жизни египтянина. В просторных кварталах современной половины Каира уже невозможно подобное смешение человеческих судеб, но в старом городе в результате скученности и непрерывного обновления населения люди живут на глазах друг у друга, их повседневные интересы и страсти остаются общественным достоянием.

Многие считают, что такие тесные «коммунальные» отношения жителей средневекового города ненормальны и что из-за этого город остается невежественной, нищей, плодовитой деревней, которая неизбежно погибнет, как только ее жители получат образование и переселятся в другие районы. Но это неверно: если старый город и напоминает руины, его все же следует сохранить, и не только из-за памятников, но также из-за его бытовых традиций. Средневековому арабскому купцу, проделавшему долгий путь с караваном, хотелось найти место, где бы выспаться в жаркий день, где был бы склад для его товаров, шумный базар для их продажи и прохладная чистая мечеть, чтобы помолиться и поговорить о делах. Таким был и остается средневековый Каир, хотя купцы не идут больше караванами через пустыни, а караван-сараи давно закрылись. Сохранились только базары, где продают теперь не самые лучшие товары, как в былые времена, а самые неважные. Мальчишки-лоточники и лавочники базара Хан аль-Халиль обслуживают не богачей, а бедняков. Лавка старого оружейника торгует ныне второсортными шарикоподшипниками. Даже на базаре «Сагха» (золотых дел мастеров), где еще торгуют ценными металлами, лежит отпечаток упадка и нищеты. Наряду с настоящим золотом здесь часто продают и фальшивое.

Базары настоящих ремесленников — например, медников (Сук аль-Наххасин) или мастеров шатров — сохранились, но и они лишь жалкое подобие старинных базаров. Мальчишки, сидя на корточках у лавок медников, маленькими молотками «вколачивают мозги» в огромный медный котел. Недалеко от Баб аз-Зувейла шатерные мастера пропускают через швейные машины гектары брезента, готовя громадные шатры для различных празднеств в Каире. Эти ремесла — сущность старого города. Побывав на базарах «Сагха», Хан аль-Халиль и дешевой толкучке на шари аль-Муиза, пройдитесь по незаметным переулкам — здесь и гнездятся подлинные ремесленники и кустари старого города. За одну утреннюю прогулку я насчитал около сотни различных видов ремесел, в том числе производство гирь для весов и пробок для ванн из старых автомобильных шин.

Мальчишки, усевшись на тротуарах, льют в песочных формах медные замки, жестянщики делают мусорные ящики из керосиновых бидонов, другие мастерят из ящиков из-под фруктов мышеловки и мебель, вьют из бумаги веревки, делают коврики из тряпья. Но это мелочь, так как здесь же производят керосиновые фонари, кальяны, запасные части для автомашин, батареи для фонарей, лопаты, небольшие телеги, кастрюли, колеса, обувь, книги, чемоданы, бутылочные пробки, краны и т. п. Если европеец — с его техническим навыком — побродит по здешним закоулкам, у него глаза полезут на лоб при виде того, на что способны неграмотные мужчина или мальчишка, сидящие на корточках в грязной подворотне.

Таков ремесленный рабочий класс Каира. Настоящий промышленный пролетарий, занятый в организованном труде индустриального государства, может быть, и живет здесь, но работает он на фабриках и заводах, расположенных где-нибудь в каирских пригородах. Поэтому средневековый Каир нельзя считать промышленным районом города. Это просто любопытный уголок неорганизованного производства и место обитания полуголодных людей. Нищета здесь напоминает океан, на просторе которого, как острова, разбросаны памятники романтической славы прошлого. Никакая романтика не может заслонить очевидный факт, что это прежде всего трущобы. Оторвитесь на момент от созерцания старинных улочек и взгляните на страшные ветхие дома: кое-где пять человек ютятся в крошечной комнатке, другие спят и едят под лестницей, живут в лачугах, сложенных из керосиновых бидонов на крыше, или валяются на балконах вместе с курами и козами. Каждый дом на этих улочках — кишащий людьми улей. Здесь не может быть речи о гигиене, почти каждый страдает той или иной болезнью. Люди не голодают, но почти никто не бывает сыт, у большинства есть только одна смена белья. Немногие взрослые умеют читать и писать.

В самых неожиданных местах на этих улицах можно все-таки обнаружить десяток начальных школ. До войны в Каире было 79 начальных школ, которые по традиции строились около фонтанов, как, например, у фонтана Абд ар-Рахман на Бейн аль-Касрейне. Большая часть «фонтанных» школ работает и сейчас, однако министерство просвещения, как только ему удается получить подготовленных учителей, открывает новые школы. Всякая школа в старом городе удивляет, потому что среди этой анархии, нищеты и уличной торговли как-то забываешь, что и здесь дети ходят в школу. Забываешь и о том, что в средневековом Каире находится одна из старейших духовных семинарий мира — аль-Азхар.