Он подумал о коротких стихах, которые писал для Мари-Анж, когда они были в Жемоне или на юге, и ему захотелось крикнуть Ивонне: «Ради бога, не напоминай, что я ради тебя совершал такие же сентиментальные глупости, какие делаю сегодня. Прояви хоть немного милосердия – и такта – и позволь мне думать, будто я сейчас занимаюсь этим впервые!»

Она машинально взяла со стола комбинацию из розового шелка и начала подрубать ее.

– Можешь бросить все это в камин. Или нет, лучше я сам это сделаю, – сказал он, засовывая для верности пачку листков в карман. – А если я сам потребую развода? Знаешь, всегда существует повод или необходимый предлог. А если нет – его изобретают.

Он начал терять терпение и благоразумие.

– О, пожалуйста, Симон. Это твое право. Кто может тебе запретить? – сказала она. – Но мне известно, сколько времени тянется бракоразводный процесс, если одна из сторон не дает согласия! А затем можно еще и апелляцию подать. И твоему ребенку будет уже лет семь…

«Подумать только, ведь каждый день люди попадают под грузовик или под автобус, – пронеслось у него в голове. – А вот с ней ничего такого не случилось!»

– Итак, ты отказываешься? Окончательно?

Ивонна покачала головой и улыбнулась. Она была в восторге, видя его гнев и боль.

– Ты хочешь сделать меня своим врагом?

– О да, мне столько пользы принесла твоя дружба, что, надо думать, потеря будет невелика.

– Но на что ты все-таки надеешься, не желая давать мне развод? Чего ты хочешь, скажи! – крикнул он. – У тебя, видно, одна цель: досаждать мне, вредить и мстить.

Она поднялась. Выражение злобной иронии на минуту исчезло с ее лица.

– Я надеюсь, что в старости ты, быть может, ощутишь потребность в тихой пристани и вернешься ко мне.

Он посмотрел на нее так же пристально и сказал так же откровенно:

– Тогда запомни, Ивонна, хорошенько. Даже слепой, даже без рук и без ног я не вернусь к тебе.

Она опустила голову, и это движение словно служило прелюдией к ожидавшим ее новым пятнадцати годам одиночества и тоски.

– В таком случае, – медленно проговорила она, – ты не можешь отказать мне в праве отомстить тебе.

Во время разговора с Ивонной все силы души Лашома сосредоточились на ненависти к ней. Только выйдя на улицу, он вспомнил о Мари-Анж, подумал о будущем ребенке и почувствовал всю меру своего поражения и всю степень своего горя.

Пятого апреля 1939 года вдоль всей дороги, ведущей из Парижа в Версаль, были расположены внушительные полицейские отряды. Лавочники из предместий толпились на тротуарах, крестьяне из пригородных сел собирались на перекрестках дорог; все глядели на проносившиеся мимо правительственные машины и забавлялись тем, что узнавали сидевших там политических деятелей.

Время от времени слышались запоздалые аплодисменты – человек, по адресу которого они раздавались, был уже далеко.

Машины следовали непрерывной вереницей уже больше часа: им, казалось, не будет конца. Не только члены обеих палат в полном составе направлялись на выборы президента Республики – вместе с ними в Версаль спешили и высшие правительственные чиновники, и члены дипломатического корпуса, и представители наиболее влиятельных кругов парижского общества.

Гарнизон Версаля готовился как к параду: внушительный отряд полицейских регулировал движение потока автомобилей, направляя их к заранее намеченным стоянкам; над решетками замка развевались флаги; зеваки толпились вокруг правительственных машин, их шоферы вырастали в собственных глазах; по мостовым носились фоторепортеры; операторы кинохроники располагались на ступеньках и выступах; рысью проносились эскадроны республиканской гвардии, гривы коней развевались по ветру, – и у бывшей королевской резиденции, обычно походившей на музей, в тот день снова был праздничный и торжественный вид, как в давние времена.

Симон Лашом рано утром приехал в отель «Трианон». Здесь повсюду стояли сервированные столы – и в большой галерее с колоннами, и в салонах, и даже в холле. Сады, террасы, вестибюль, гардеробная были заполнены людьми: депутаты, члены кабинета министров, журналисты и журналистки оживленно беседовали и обменивались новостями и сплетнями.

– Вы будете сидеть за столом госпожи Бонфуа, не так ли, господин министр? Мы поставили двадцать приборов, – сказал ему директор отеля, еще молодой человек, спокойный и учтивый, который встречал каждого входящего так приветливо, как будто тот был единственным посетителем в этот день.

Он молча, только с помощью жестов, знаков и движения бровей распоряжался своим многочисленным персоналом.

Директор отеля обладал необычайной интуицией и профессиональным тактом: он безошибочно угадывал, кого из завсегдатаев отеля надо узнавать, а кого нет. В этот торжественный день он видел немало супружеских пар, которые в других случаях приезжали сюда порознь: нередко муж бывал здесь с любовницей, а жена – с любовником.

Отель «Трианон-Палас» представлял собою огромное здание, выдержанное в классическом стиле и построенное из красивого тесаного камня незадолго до войны 1914 года. В 1919 году тут останавливались делегации, участвовавшие в подписании мирного договора; с тех пор отель стал не столько гостиницей, сколько заведением в чисто французском духе.

Отель «Трианон» неизменно служил первым этапом для большинства тайных «свадебных путешествий»; в его всегда хранившихся под замком книгах регистрации постояльцев можно было отыскать следы чуть ли не всех адюльтеров парижского высшего света. Немало писателей, преследуемых налоговыми инспекторами или издателями, находили здесь приют, чтобы творить в мнимом уединении; политические деятели приезжали сюда отдохнуть и успокоить нервы в перерывах между парламентскими дебатами. Тихие и светлые, просторные коридоры отеля повидали немало знаменитостей. У высоких окон, выходивших в парк, нередко стояли в задумчивости люди, чьи фотографии можно было встретить в энциклопедических словарях. Именно здесь каждые семь лет в день президентских выборов происходил традиционный – но всякий раз казавшийся новым – «завтрак в “Трианоне”», необыкновенный банкет: за сотней столов самые влиятельные дамы Парижа, издатели крупнейших газет, политические заправилы Республики угощали тех своих друзей, с какими они охотно и открыто встречались.

– Нас будет за столом не меньше двадцати четырех или двадцати пяти человек, – сказал Лашом директору отеля.

В последнюю минуту он пригласил к завтраку от имени Марты Бонфуа, с которой, впрочем, делил расходы, Жан-Ноэля с итальянской герцогиней; об этом Симона попросила Мари-Анж, и он не мог ей отказать…

– Не беспокойтесь, господин министр, все будет в полном порядке, – заверил его директор. – Да, кстати, господин Вильнер, который сейчас живет и работает у нас… он ведь тоже завтракает за вашим столом, не так ли?.. просил передать, что, если у вас найдется свободная минутка, он хотел бы вас повидать.