— Парень, подожди! — говорит мне пьяница. — Его здесь нельзя оставлять.

Я не отвечаю.

Мысль о том, что мне позволили находиться в этом поезде и заклеймили подстрекателем только для того, чтобы избавиться, пульсирует в висках. Кровь кипит в венах, я это буквально чувствую. Никому из них, ни Семену, ни Дмитрию, ни даже Князю, я в Клоаке больше не нужен…

И от неожиданно всплывшего в голове вопроса: «А жив ли еще Саша?», из груди словно исчезают все внутренности.

Я останавливаюсь. А если брата уже нет? Если Вано убил его, пока я ждал возможности оказаться в поезде, то… что мне делать дальше?..

Становится тяжелее дышать, и я хватаю ртом воздух в панической попытке не задохнуться.

Если Саша уже мертв?..

Опираюсь о колени, никак не могу вздохнуть полной грудью. В носу свербит и глаза наполняются слезами.

Чувствую, как на мое плечо опускается чья-то ладонь. Резко поворачиваю голову, смотрю вверх. Пьяница улыбается мне, на его сутулом щетинистом лице появляются морщины. От него исходит кисловатый запах пота и дешевого алкоголя. В глазах плещутся искорки какого-то радушия, словно он говорит мне: «Все будет хорошо».

— Ты дыши, парень, дыши, — говорит он. И показывает мне, как я должен дышать. — Вот так. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Медленно, не спеши.

Я одергиваю его, сбросив его ладонь со своего плеча.

Мне не нужна ничья помощь.

И советы мне ничьи не нужны.

Злость вновь вскипает в груди и, выпрямляясь, я иду дальше.

В следующий вагон.

И в этот момент поезд начинает замедлять ход, а из динамиков слышится шуршащий, прерывистый голос машиниста:

Просьба…х-х-х… К пасса-а-ажирам… Ш-ш-ш… Незамедлит… Х-х-х… Первый…ва-а-агон… Ш-ш-ш…

— Он сказал?..

— Что мы должны идти в первый вагон. Да?

Опять вопрос обращен ко мне.

Да, я знаю, что означает эта передача. И я знаю, какой ужас ждет нас в дальнейшем, если мы не успеем дойти до первого вагона.

— Идите быстрее, если хотите выжить! — говорю я.

И на этом все.

Я не собираюсь задерживаться, объясняя попадающимся на моем пути людям, что да как. Захотят, пойдут в первый вагон. Затормозят и начнут задумываться над тем, а надо ли им куда-то идти — скатертью дорога.

Мой нынешний план еще проще предыдущего. Я угоню поезд. Не знаю, как именно я это сделаю, но я смогу. Избавлюсь от Дмитрия и Семена, вариантов вагон и маленькая тележка. Как бы по-идиотски это не звучало в данный момент.

Натравлю на них толпу. Всем расскажу, что это из-за них мы на грани гибели.

Конечно, мне могут не поверить.

Да, Семен и Дмитрий не станут скрывать, что я с ними заодно.

Но я все равно от них избавлюсь.

Изобью, выкину наружу. А затем избавлюсь и от машиниста. Или заставлю его под угрозой расправы остановиться на наземной станции и начну гудеть. Та долго и громко, чтобы весь город знал, где я. Чтобы весь лагерь знал, где поезд.

Пятый вагон.

В нем лишь трое. Они смотрят на нас, зашедших в их вагон людей, с опаской и недоверием. Я бы даже сказал враждебно. Это чувствуется по их напряженным позам, по замерзшим на лицах выражениям не дружелюбности.

Я прохожу мимо этих людей, и они отступают в сторону. Но своих взглядов с меня не сводят. Слышу, как пьяница быстро бормочет, что-то им объясняя. Алкоголь вновь бурлит в его крови, и разум его начинает затуманиваться. Это понятно по тому, как сложно излагаются вслух его мысли.

Не знаю, прислушаются ли они к его совету последовать за мной или нет, но я не хочу оборачиваться и узнавать это.

Четвертый вагон.

Людей в нем немного. Семена нет.

Позади меня повторяется сюжет из пятого вагона.

Третий вагон.

Пассажиры уже устремились ко второму вагону, прислушавшись к объявлению машиниста.

Второй вагон.

В нем никого. Все уже ушли? Или в нем никого не было изначально?

Я останавливаюсь перед входом в первый вагон. Всматриваюсь сквозь грязные стекла в то, что происходит по ту сторону, замечаю рыжеволосую макушку Дмитрия… и внутри меня вскипает злость.

Я захожу.

В голове ни одной адекватной мысли. Я перестаю отдавать отчет своим действиям, стоит только подумать о том, как Семен и Дмитрий отослали меня в последний вагон умирать. Смешно же. Почему же я не задумался об этом раньше? Ни Семен, ни Дмитрий, не доверяют мне, это понятно. Так почему же меня отослали в хвост поезда, вместо того, чтобы оставить в середине?

Ответ прост: я им не нужен.

Они надеялись, что я там умру.

Сам не знаю почему, но именно на Семена я обрушиваю всю свою злость и ярость. Резко оборачиваю его к себе, одной рукой схватив его за плечо, а второй рукой, сжатой в кулак, заезжаю ему по лицу. Удар оказывается настолько сильным и неожиданным для нашего врача, что он теряет равновесие и падает на пол.

Дмитрий стоит рядом, не предпринимая никаких попыток остановить меня.

— Ну, здравствуй, — говорю я первое, что приходит на ум.

Мой голос сипит, тело бьет мелкая дрожь. Костяшки на кулаках так и чешутся заехать по его лицу еще несколько раз. И я не отказываю себе в этом удовольствии. Наклоняюсь, хватаю его за грудки и замахиваюсь для удара. И бью его. Но успеваю нанести лишь один удар, прежде чем донесшийся со стороны голос, окликнувший меня по имени, заставляет меня замереть на месте и вглядываться в лицо Семена.

Что я хочу в нем найти?

Ответ на то, есть ли у меня слуховые галлюцинации.

Ответить на этот вопрос я могу и сам — стоит только повернуть голову и убедиться, что я еще не сошел с ума. Но… я боюсь. Не то увидеть человека, который окликнул меня. Не то… увидеть пустоту.

Но Семен смотрит в ту же сторону, до меня и моего рукоприкладства ему нет дела. Стоящий в стороне от нас человек интересует его куда больше.

— Костя, — вновь зовут меня. — Отпусти его…

И на этот раз я прислушиваюсь к чужому голосу.

Мои пальцы разжимаются, и я медленно — даже, наверно, слишком, медленно — оборачиваюсь на голос. Сердце пропускает удар, а после начинает биться так быстро, что собственное сердцебиение приносит физическую боль.

— Ни… на?.. — произношу я, растягивая ее имя на два коротеньких слога.

Голос звучит неуверенно, но глаза меня не обманывают.

Передо мной стоит Нина, такая, какой я ее и запомнил при нашей первой встрече несколько