Машина проезжала мимо бетонных бункеров, покрытых толстым слоем нагара, застывшего на них причудливыми пятнами. Земля здесь была черной от ядерной копоти, но пробивающаяся через нее трава уже пыталась скрыть правду о ядерных испытаниях. В зоне атомного взрыва уже теплилась не только растительная жизнь. Я видел на дороге следы коз и баранов, а высоко в небе парил коршун. И еще степь в районе бетонных строений была вспахана тракторами, которые вытаскивали из земли толстые кабели с медными жилами. Охотники за металлом добрались и сюда. Но сейчас никого здесь не было. Только мертвый простор и пылящая впереди машина.

Овечья отара с пастухом-казахом попалась мне на пути уже после того, как машина выехала за линию ограждения. Уровень радиации здесь был уже относительно в норме; видимо, закончилась одна испытательная площадка. Но впереди, как оказалось, нас ждала другая. И линия ограждения здесь уже соответствовала требованиям безопасности. Колючая проволока по всему периметру, дорога вокруг нее, по которой, по всей видимости, патрулировала машина с охраной.

«Ленд Крузер» остановился возле караульной будки, из которой вышел какой-то человек. Не задерживаясь возле машины, он вручную открыл ворота, пропустил ее на охраняемую зону. Он видел мою машину, но ворота все же закрыл. И мне пришлось объясняться с ним.

– Ты что, не видишь, я с Прилеповым? – сняв маску, зло и властно посмотрел я на казаха в тюбетейке и с берданкой на плече.

Я уже выбросил труп водителя, поэтому в машине был один. А в залитый кровью салон сторож не заглядывал.

– А я тебя не знаю, – мотнул он головой и, отойдя на пару шагов, вскинул свое ружье.

Вид у него был такой же грозный, как у воробья, готового защищать свое гнездо от ворона. Нахохлился пышно, а решимости стрелять не было, потому что боязно. Вот если бы я напал на казаха, он, возможно, и нажал бы на спуск. Но я лишь покрутил пальцем у виска и направил машину к воротам, остановившись в каких-то сантиметрах от них.

– Открывай! – крикнул я. – Или ты здесь больше не работаешь!

Сторож уныло вздохнул, осознавая свою беспомощность, и открыл ворота. Я поехал вслед за «Ленд Крузером». На всякий случай бросил взгляд в зеркало заднего вида и увидел, что казах с озабоченным видом жалуется кому-то по рации. Вот это мне уже не нравилось.

И все же я продолжил путь, хотя здравый смысл обязывал меня повернуть обратно.

Солнце уже обессиленным полукругом растеклось по горизонту, обагряя зависшие над ним, похожие на барашков облака, отчего их спинки, казалось, залиты кровью. Дурной знак для жертвенного барана, в которого превратило меня мое упрямство.

Но чем ниже садилось солнце, тем светлее становились тона на фоне темнеющего неба. Вот спинки барашков порозовели, и теперь мне казалось, что по небу ползут молочные поросята. Но вот и эти цвета угасли, и барашки-поросятки, казалось, покрылись пеплом, будто на них опустилось облако ядерного взрыва…

Вечерняя темнота уже сгущалась, когда я проехал мимо бетонного бункера, очертания которого я скорее угадал, чем увидел. К тому же сумерки снижали остроту зрения, и само сооружение – смятое ударной волной и обугленное – сливалось с оплавленной землей.

В это же время преследуемый мною «Ленд Крузер» свернул с дороги, проехав метров сто, остановился. Чем ближе я подъезжал к джипу, тем хуже видел его. Виной всему была темнота, которая стремительно зачехляла машину.

И все же я успел увидеть, как «Ленд Крузер» вновь пришел в движение, но тут же исчез, будто сквозь землю провалился. Я понимал, что это – обман зрения. Не провалился он, а, скорее, скрылся из видимости в недрах подземного гаража или даже командного пункта, о котором говорил Сева.

Я по прямой миновал развилку, с которой свернул Прилепов. Не решился вплотную подъехать к месту, где его машина исчезла из виду. Может быть, там установлен сторожевой пост и появившаяся машина привлечет ненужное мне внимание. А если подобраться к объекту скрытно, то, возможно, удастся проникнуть внутрь. Вряд ли охрана здесь сильная – может, ротозеи какие-нибудь. Но на всякий случай я надел поверх костюма разгрузку и автомат, разумеется, взял с собой. Не оставил без внимания фонарь и дозиметр.

О своем решении я пожалел сразу, едва сошел с дороги. Под ногами предательски затрещал застывший за долгие годы нагар от ядерных взрывов. Под ним угадывалась земля, похожая на асфальт – настолько остекленела и затвердела она от страшной температуры, которую создала здесь взрывная энергия атомного заряда. Мне даже казалось, что земля светится от сильного рентгеновского излучения. Всего лишь казалось, но голова при этом шла кругом, и перед глазами расплывался, качаясь на волнах, желтый трилистник радиационной опасности. Хотелось повернуть назад, но злостное упрямство толкало меня вперед.

Возле самого объекта показания радиометра вдруг резко подскочили вверх. Сорок миллирентген в час! Ужас! Бежать отсюда, бежать! Но я упорно продолжал двигаться вперед.

На языке военных, это было подземное укрытие бункерного типа. Дорога с бетонным покрытием вела вниз и упиралась в железные, плотно закрытые ворота, над которыми угадывалась камера видеонаблюдения. Освещения здесь не было, но камера могла быть инфракрасной. Словом, незаметно проникнуть на охраняемый объект я не мог, а светиться зеленым светом не хотел.

Мне бы умыть руки и повернуть назад. Одно я сделал – пошел в обратном направлении. Теперь я мог сдаться с легкой душой, но в памяти снова всплыли чертежи на потолке камеры. Возможно, их нарисовал кто-то из людей, посвященных в тайну забытого подземелья, но чем-то не угодивший Прилепову. Может, с тоски начертил, а возможно, и на злобу дня, для такого настырного психа, как я. Что ж, я мог теперь сказать этому художнику большое спасибо – во всех смыслах этого слова, в добром и худом. Одна половина моего сознания обрадовалась тому, что благодаря этим чертежам можно было попасть в командный пункт, где скрылся Прилепов. А другая – жестоко высмеяла мою самонадеянность, граничащую с откровенной глупостью. Ведь с потолка же взяты эти схемы. С потолка! И какой же я кретин, что вспомнил о них!

И, тем не менее, я все-таки решился вернуться к бункеру, мимо которого проезжал совсем недавно. Снова марш-бросок по выжженной и радиоактивной земле. Моя машина стояла на степной дороге с выключенными габаритами, но в свете выглянувшей луны я увидел ее издалека. Это мне совсем не понравилось, ведь ее мог заметить не только я.

И ее заметили. Я уже подъезжал к бункеру, когда заметил автомобиль, сверкнувший фарами со стороны командного пункта. Это мог быть Прилепов, решивший покинуть зону. А может, за мной снарядили погоню. Ко второй версии меня склонили погасшие фары. Видимо, мои преследователи решили не выдавать себя. Но было уже поздно. Я их заметил.

Поздно было для них, а у меня еще оставалась возможность выбраться из этого переплета с наименьшими потерями. Машина у меня мощная, включу фары и дам полный «газ», тогда меня точно никто не догонит. И казах у сторожевой будки не остановит. Но мое дрянное упрямство превратило джип в такого же упертого осла, застывшего посреди дороги, прямо напротив бункера, который напоминал мне обугленный бумажный домик, скомканный в бесформенную массу чьей-то злой рукой.