– Алиса Скотт под запретом, – отвечает ему Фэлон.

Я закрываю глаза. Вот и доказательство того, что Кайл говорил правду. Они знали о том, кто я такая с самого начала.

Так много лжи.

Так много секретов.

– Но, Маверик, – спорит Ваник, – просто представь, чего я смог бы достичь, если бы снова работал с ней. Особенно если ты позволил бы мне провести настоящие тесты, а не те детские шалости, которыми ограничил меня во время ее инициации.

Детские шалости? Даже представлять себе не хочу, о каких настоящих тестах он говорит.

– Ты мог нанести ей непоправимый вред! – говорит Фэлон, и я невольно вздрагиваю. – Если память мне не изменяет, один раз это чуть было и не произошло. Если бы Лэндон не вмешался…

Ваник раздраженно фыркает:

– Вард слишком нянчится с ней. Не нужно было тебе втягивать его в это.

– Но ты ведь так ничего с ней не добился, – не соглашается Фэлон. – Целых два с половиной года ни ты, ни кто-либо другой так и не добились хоть какого-нибудь прогресса. Никому из вас не удалось вытянуть из нее ни слова, пока Лэндон ее не сломал.

Боль от этого предательства и сегодня такая же свежая, как в тот день, когда я узнала о нем впервые.

– И неважно, «нянчится» он или нет, – продолжает Фэлон, – но даже ты должен признать, что он сумел добиться результата. И я не позволю тебе рисковать этими результатами. По крайней мере сейчас.

– Маверик…

– Я сказал: «Нет», Кендалл! – твердо говорит Фэлон. – Возможно, все изменится, когда она лучше научится контролировать свою силу. Но до тех пор она скорее разнесет весь «Ленгард», чем направит силу в нужное русло и поможет тебе в экспериментах.

– Для моих экспериментов ей совсем ни к чему контролировать себя, – отвечает Ваник. – Мои эксперименты биологические, а не психологические.

– Довольно, Кендалл. Я все сказал.

Я слышу удаляющиеся шаги, а затем снова – голос Фэлона, но уже издалека.

– Уже поздно, а мне еще нужно узнать, как мои дети провели время в запретной зоне. Прошу меня извинить.

Я не показываюсь из своего укрытия, когда дверь закрывается за ним, и почти жалею, что он ушел. Учитывая, сколько раз Ваник слетал с катушек, вряд ли приказ Фэлона держаться от меня подальше его усмирит. Если меня поймают…

Мне нужно выбираться из этой угольной лаборатории. И немедленно.

Но именно в тот момент, когда я решаюсь рвануть к двери, та снова открывается, и я слышу шаги.

– Как раз вовремя, мои хорошие, – подает голос Ваник.

От его ласкового голоса у меня внутри все сжимается.

– Заходите, заходите, милые мои. Устраивайтесь поудобнее, – продолжает он. – Проблем не было, Альвин?

– Только с Камелот, как и всегда. Она противится все упорнее. Но, впрочем, ничего такого, с чем бы я не справился.

Мне знаком этот голос. Он принадлежит доктору Мэннингу. Но куда больше меня встревожило его упоминание о Ками.

Крайне осторожно я подбираюсь ближе, выглядываю и едва не вскрикиваю. Ками здесь, и она смотрит перед собой тем же невидящим взглядом, что и зомби-охранники, и не замечает ничего вокруг. Но здесь не только она. Крюк и полупрозрачный Хамелеон – они тоже здесь в компании с другими Вещими, но ни они, ни остальные, похоже, не понимают, где они находятся и что вообще происходит. Выглядят как лунатики.

– Ну хорошо, мои милые, – говорит Ваник. – Давайте начнем.

Все, чего мне сейчас хочется, – сжаться в комок и закричать, но я не могу рисковать, не могу выдать себя. Даже когда я наблюдаю за тем, как новобранцы «Исхода» добровольно, один за другим, ложатся на экзаменационные столы. Я заставляю себя смотреть столько, сколько могу, но это сложно. Ваник выкачивает кровь. Много крови. А затем берет другие шприцы и высасывает ими другую жидкость – розоватую из тазобедренных суставов, прозрачную, как вода, из ямок между позвонками, из середины спины. До «Ленгарда» я часто смотрела сериалы про медиков и сразу поняла, что это костный мозг и спинномозговая жидкость.

Желчь подступает к горлу, мне приходится ее глотать. То, что я вижу, само по себе пугает, но куда больше меня ужасает то, что ни один из подопытных не произносит ни звука. Ни боли, ни страданий, ни сопротивления. Такие процедуры должны проводиться под сильной анестезией, но новобранцы не спят, они просто смотрят перед собой в пустоту, а Ваник ставит над ними опыты, как над крысами. В отличие от меня, они даже не вздрагивают, когда он вводит в их тела длинные, длинные иглы.

Я уверена, это все из-за Мэннинга. Из-за того, что он делает. Я уверена, потому что…

– Давай следующего, Альвин, – говорит Ваник, вставив несколько пробирок в центрифугу и запустив ее.

– Ты. Иди сюда, – говорит Мэннинг.

Мое сердце начинает бешено колотиться, когда его огонек касается Хамелеона. До этого он экспериментировал на незнакомых мне новобранцах. Но когда мальчик делает шаг вперед, мне становится особенно трудно оставаться в тени, не выдавать себя и не бросаться на помощь.

– Ложись, не шевелись и ни звука. Ты ничего не почувствуешь, – велит Мэннинг.

Даже из своего укрытия я чувствую силу его Слов. Даже несмотря на то, что направлена она не на меня.

Я не знаю, в чем именно заключаются способности терапевта, но абсолютно уверена, что именно они делают людей похожими на зомби. Поэтому никто из них не пытается освободиться. Поэтому Ваник делает с их телами все, что ему вздумается.

Это просто ужасно.

А еще меня пугает то, насколько, должно быть, силен Мэннинг, раз может делать такое, даже будучи окруженным блокирующими стенами из угля. Это – единственная причина, по которой я не покинула свое укрытие и не попыталась спастись отсюда и вытащить своих друзей. Я никак не смогу противостоять силе Мэннинга, точно не здесь. Да уж, я тот еще Творец.

– Те образцы, которые я взял во время нашей последней встречи, помогли мне выяснить кое-что очень интересное, – говорит Ваник полупрозрачному Хамелеону, натягивая пару резиновых перчаток и подступая к безвольному мальчику. – Думаю, сегодня мы попробуем кое-что… новое. Образец ткани – вот что мне нужно.

Ваник берет в руки поднос, полный иголок и скальпелей. Интересно, упаду ли я в обморок?

– Альвин, передай мне ту дрель.

Все мое тело сжимается, когда я слышу эти слова и провожаю взглядом дрель, которую Мэннинг передает Ванику и которую тот подносит к черепу Хамелеона.

Когда палец Ваника тянется к кнопке на дрели, я все-таки издаю перепуганный писк. Время я выбрала самое неудачное, потому что даже мой вздох в этом месте может повесить на меня мишень. Я сижу, скорчившись, за аппаратом МРТ и от души надеюсь, что они меня не услышали, но, судя по тому, что дрель молчит, а вместе с ней и вся лаборатория, что-то все-таки не так. Я собираю остатки мужества, чтобы выглянуть, но ни Ваника, ни Мэннинга нигде нет.