– Что это за профурсетка, Дрон?

– Бетти Кински. Спасатель.

– И от чего она решила меня спасти?

– От смерти, – жестко отчеканила Кински. – Если ты будешь откровенна в ответах. А теперь – ты сядешь за руль своей машины, ты, Дрон, – рядом, а я – на заднее и буду спрашивать.

– Это и есть партнерство, Бетти?

– От вас, русских, можно ждать чего угодно.

– Послушай, Кински, а что мешало тебе...

– Заткнись, Дронов. Ты сидел в этом кабачке – не объехать. Вот и пришлось... разыграть единство и взаимопонимание. Садись на переднее и веди себя пристойно. Если не хочешь схлопотать пулю.

– Дронов, я считала тебя умнее, – бросила Кузнецова.

– Я тоже так считал, – согласно кивнул я. – От природы очень доверчив.

– Пошевеливайтесь, оба! – скомандовала Бетти, чуть двинула пистолетом, ствол дважды дернулся, и оба колеса «ситроена» Кузнецовой жалобно сплющились.

– А у дамы серьезные намерения, – печально констатировал я.

Признаться, поведение Бетти Кински меня озадачило. И ладно бы оно было вероломным – игра такая, что и слово сие неуместно, а если в эту игру влезла нервная впечатлительная особа, сдававшая в соответствующей службе все зачеты по стрельбе или, скажем, рукопашке с оценкой «отлично», но притом никогда не бывавшая в реальных боевых ситуациях... Это нервирует. И напрягает.

– Пошевеливайтесь! – жестко выдохнула Кински.

Кузнецова глянула на меня зло и немного растерянно, распахнула дверцу, плюхнулась за руль, я уселся рядом. Бетти устроилась сзади.

Пистолет она в затылки нам не упирала, но от того было не легче: девятимиллиметровая пуля легко пробьет сиденье и закрутится в бренном теле волчком. Паскудная перспектива.

Вообще-то любой, кто скажет, что спокойно стоял «под стволом», да если еще и ствол этот в руке завзятой стервы – солжет. Если он не скрытый самоубийца. Нет, как и всякому другому, мне порою приходят в голову мысли от лукавого... Но, как писал классик: «Когда б не неизвестность после смерти... Боязнь страны, откуда нет возврата...»

А вообще-то терпеть не могу оружия. Наверное, оттого, что раньше чтил. Еще будучи совсем ребенком, мечтал найти клад. Но не золото и камни – хорошенький такой ящик с «парабеллумами», «вальтерами», наганами, «шмайссерами»... И не с тем, чтобы в кого-то стрелять: просто оружие тогда представлялось мне символом мужественности и силы. Как теперь – слабости. Если не можешь решить вопрос иначе, как направленным на кого-то – или на себя – стволом, значит, ты – слабак. Ум твой примитивен, дух – тщетен.

– Терпеть не могу женщин с оружием. Это настолько противу природы, что...

– Помолчи, Дронов. Твоих речей я наслушалась с избытком. Теперь хочу послушать Люси.

– Про природу?

– И про погоду. – Бетти бросила на переднее сиденье фото Сен-Клера с подругой. – Узнаешь? – спросила она Кузнецову.

– Сен-Клер.

– Меня интересует та, что рядом. Из твоих девочек?

– Нет.

– Не темни, Люси. Я совсем не шучу.

– Послушай, девушка, мне тоже не до шуток! – огрызнулась Кузнецова.

– Люся, кто у тебя непосредственно занимался работой с клиентами? – спросил я.

– Сама я занималась. Больше никто.

– Помощники, консультанты?

– Дрон, так вы все же с этой стервочкой на одну руку работаете? А мне тут концерт устроили в «доброго» и «злую»?

– Отвечать! – рявкнула с заднего Бетти.

– Ни у кого я не консультировалась.

– Сен-Клер-младший у тебя бывал? – спросила Кински.

– Раньше – да.

– И ты прогнала его «по полной программе» снов и их материализации? – быстро спросил я.

– Тебе что за дело?! Я же сказала тебе еще вчера: ни на какие вопросы относительно клиентов я отвечать не стану.

– Теперь станешь. – В запале Бетти схватила Кузнецову за волосы и ударила рукоятью по уху, сдирая кожу...

Одним движением я захватил кисть девушки, вывернул так, что пистолет упал между сиденьями, отпустил ее руку и ударил костяшками в переносицу. Бетти откинулась на сиденье, потом завалилась на него. Я выскочил из автомобиля, открыл заднюю дверцу, провел вдоль туловища Бетти: больше оружия у нее не было, только портативный цифровой диктофон с выведенными на лацкан и в рукав микрофонами.

Недолго думая выдернул из ее же кроссовок шнурки и спеленал руки мадемуазель Кински. Потом достал из сумочки платок и приложил к разбитому носу. Посоветовал:

– Голову запрокинь. Пройдет.

– Сволочь, – прошипела Бетти.

– На это есть разные мнения, – сказал я.

– И ни одно не соответствует истине, – произнесла Кузнецова. На меня смотрел зрачок пистолета, только что выбитого мною у Бетти. В глазах Люси Кузнецовой тлела ярость.

– Да ладно, не ссорьтесь, горячие шведские девчонки... Она тебе по уху, я ей – по носу, считайте – квиты.

– Это ты так «мосты наводишь»? – спросила Кузнецова.

– Стремлюсь разрядить накаленную атмосферу. Лучше ее, чем пистолет.

– Порой слушаю я тебя, Дронов, и думаю: ну гений, и все! А порой – ну просто идиот!

– И какая мысль случается чаще?

– Догадайся.

Люся помолчала, спросила:

– Что вам от меня надо?

– Что нужно Бетти – не знаю. А мне пока – чтобы ты кого не грохнула ненароком.

– А намерение ты исключаешь?

– Ты же добрая, Люська. Если и выстрелишь – так только со страху. Или по общей впечатлительности натуры.

– Моя впечатлительность закончилась двадцать лет назад, ты понял, Дронов? Совсем. Жизнь заставила.

– А я думаю – нет. На самом деле ты – белая и пушистая.

– Что тебе нужно? И почему ты в такой компании?

– И Бетти, и я предполагаем, что в твоем особняке кодировали клиентов на самоубийство.

– И вы думаете – я? Тогда зачем ты мне это говоришь? Ведь стоит мне дважды спустить курок, и все ваши догадки и домыслы так с вами и останутся!

– То, что знают двое, знает и свинья.

– Кто будет слушать мнение свиней? Особенно на здешнем фешенебельном фрегате?

– Люся, давай сделаем так: ты аккуратно убираешь ствол...

– И – что дальше? Хватит с меня ваших бредней, Дронов! Я никого и ни на что не кодировала! У меня и без того профессия рискованная!

– Чем?

– Знаю слишком много интимных тайн. Очень высокопоставленных клиентов. Но никому и никогда их не поверяла. Так что эту информацию никто для кодирования использовать не мог!