«Узнал с ужасом от жены, которая была на гусарском празднике, что Стана Лейхтенбергская разводится с Юрием и выходит замуж за Николашу!!! Разрешение этого брака не может не представиться поблажкой, вызванной близостью Николаши к Государю, а Станы к молодой Государыне; оно нарушает церковное правило, воспрещающее двум братьям жениться на двух сестрах» (6 ноября 1906 г.).

«Говорят — Митя слышал это от Андрюши[97], — Николаша уже не пользуется над Государем влиянием, какое замечалось за последние годы. Будто бы и черногорки — так называют Милицу и Стану — вышли из моды и редко бывают в Царском [Селе]» (14 января 1908 г.)

По другим сведениям, охлаждение между императрицей Александрой Федоровной и черногорками, а следовательно, и между Николаем II и Николаем Николаевичем произошло в 1911 году, когда благорасположение Милицы и Станы к приведенному ими в Зимний дворец Григорию Распутину переросло в желание удалить старца из дворцовых покоев.

С детьми Михаила Николаевича, служившего в 1862–1881 годах наместником Кавказа и жившего с семьей в Тифлисе, Константин Константинович сблизился уже в зрелые годы.

Николай Михайлович (Бимбо) бросил службу в Кавалергардском полку и всецело отдался историческим трудам, коллекционированию бабочек, охоте и осмеиванию августейшего семейства. Он был самым красным из великих князей.

«Великий князь Николай Михайлович на днях приехал из Кавказа. Его не любят у нас в семье, он прослыл у нас злым языком и сплетником, его боятся и не доверяют ему. Него не люблю всей душой и весьма искренно» (24 февраля 1880 г.).

«Он[98] называет вдовствующую Императрицу, молодого Государя и его братьев и сестер святым семейством. Никогда еще не видел я Николая, часто сухого и насмешливого, таким растроганным и умиленным» (28 октября 1894 г.).

Несмотря на расположение Николая Михайловича к августейшему поэту, Константин Константинович довольно холодно отнесся к его первым историческим изыскам.

«Николай прислал мне свою брошюру «Последние дни жизни Государя Императора Александра III», отпечатанную в типографии командуемого Николаем Мингрельского полка в Тифлисе. Брошюрка написана наскоро, неровно, порывисто, много лишнего, часто существенного недостает, недостаточно обдуманно, местами бестактно. Николай со мной очень приветлив, приписывает мне большое влияние на молодого Государя и упрекает меня за то, что я этим вниманием не пользуюсь. Он заблуждается. Влияния нет, а если б и было, я не считал бы себя вправе им не только злоупотреблять, но и пользоваться, пока меня не спрашивают» (1 марта 1895 г.).

Кузены несмотря ни на что часто находили общий язык, ведь они были единственными в августейшем семействе, кто кроме профессии великого князя имел вторую — поэта и историка. Кроме того, высший свет их обоих почитал чуть ли не за революционеров.

«Он[99] всегда довольно мрачно смотрел на жизнь. Настоящее положение России представляется ему роковым, он ожидает от ближайшего будущего чрезвычайных событий. Я не могу не согласиться с ним, что причиной нашего настроения — слабоволие Государя и Его бессознательное подчинение влияниям то одного, то другого. Последний из докладывающих всегда прав» (4 сентября 1903 г.).

Конечно, влюбленному в самодержавный строй Константину Константиновичу было далеко до злого на язык Николая Михайловича, который чем дальше, тем с большим сарказмом говорил о российской монархии и тайно, может быть, жаждал падения Дома Романовых. Недаром же он оказался единственным из убитых большевиками великих князей, которых Русская Православная Церковь за рубежом не причислила к лику святых новомучеников.

«Зашел к Николаю Михайловичу. Он держится передовых взглядов, меня называет реакционером, все критикует, бранит и, по-моему, просто зло болтает» (26 января 1906 г.).

Великого князя Михаила Михайловича злые языки в августейшем семействе звали Миша-дурак. Он прославился в России только несколькими скандальными попытками жениться. Прося руки принцессы Луизы-Виктории, дочери наследника английского престола принца Альберта Эдуарда, Михаил Михайлович объявил ей, что он, как все люди высокого положения, женится не по любви, а по обязанности. Разумеется, ему тут же было отказано.

Другая история связана с его попыткой жениться на дочери министра внутренних дел графа Н. П. Игнатьева, чему воспротивился Александр III. Тогда он уехал за границу, где в марте 1891 года обвенчался с дочерью принца Нассауского Николая от морганатического брака с графиней Меренберг (дочь А. С. Пушкина) — графиней Софией Торби. Александр III исключил его из русской службы и запретил возвращаться в Россию. Только когда тяжело заболел отец, ему разрешили ненадолго посетить Петербург.

«Миша не был в России семь лет. В [18]91 году, женившись без позволения и ведома Государя, он добровольно подверг себя изгнанию, его исключили из службы и теперь он в штатском платье. Он постарел, но не поумнел. Никогда не внушал он мне расположения своей глупостью и обидчивостью» (19 января 1897 г.).

Когда в 1909 году умер отец Михаила Михайловича, Николай II простил дядю, вновь пожаловал его званием флигель-адъютанта, но так и не склонил вернуться на родину. С женой, двумя дочерьми и сыном Михаил Михайлович жил в Каннах, где был старостой местной православной церкви, и сам во время богослужений обходил прихожан, собирая подаяние на поддержание благолепия храма и содержание причта.

«Дом Михаила Михайловича, — вспоминал сын Константина Константиновича Гавриил, — был поставлен на широкую ногу и чувствовался в нем большой порядок. Подавали лакеи в синих ливреях. Все они были немцы, бывшие солдаты прусской гвардии, очень подтянутые и производившие прекрасное впечатление».

Михаил Михайлович не принимал никакого участия в русской жизни, если не считать скандальной книги об августейшем семействе.

«Миша выпустил книгу на английском языке под заглавием «Never say die»[100]. Это наивно написанный роман в двести страниц, имеющий значительный успех не по достоинству своего содержания, а по его скандальности. Миша под вымышленными именами выводит своих родителей, родных и самого себя и рассказывает повесть своих любовных неудач. Имена и место действия изменены, но не настолько, чтобы нельзя было узнать то, что он имеет в виду, и все эти иносказания весьма прозрачны. Он не постеснялся напечатать книгу в Лондоне под собственным именем — By GrandDaka MichaelMichaelovich[101]» (12 мая 1908 г.).