голой тундры. И в один из дней, похожих друг на друга, как шпроты в банке, к их базе, привлеченный запахом еды, или шумом двуногих, или просто по воле случая, вышел песец. Само по себе не то чтобы событие. Места дикие, рядом заповедник, зверье – непуганое. Случалось, к бараку подходило даже небольшое стадо оленей. Но этот…

Грязно-серый самец смешно подпрыгивал и норовил цапнуть свой облезлый хвост – веселый маленький зверек, верный друг тоскующих от вынужденной трезвости геологов. Ни с того, ни с сего он принимался кататься по земле, хрипло тявкать на кучу гниющих поленьев, сгруженных возле сарая, и грызть обрывки колючей проволоки, валяющейся под ногами. С острой мордочки клочьями свисали окровавленные розоватые хлопья. Макар ежился, слушая, как скрипят по ржавому железу крошащиеся зубы. Минут пятнадцать геологи наблюдали, как беснуется сожранное бешенством животное. Потом развлечение им наскучило, и кто-то сердобольный облегчил страдальцу участь, пришибив его длинной доской. Но даже с перебитой хребтиной, с вытекшим глазом и выбитыми зубами песец продолжал огрызаться. У него достало сил, чтобы вцепиться в сапог неосторожному геологу, заставив того с испуганным визгом сигануть в сторону.

У старика были глаза безумного песца. Две черные дыры над застывшим серпом неискренней улыбки. Чумные язвы на здоровом приветливом лице. Макар определил их, как опытный врач определяет болезнь по рентгеновскому снимку. А старик заметил это. Считал, прочувствовал, учуял. И улыбнулся пленнику, как сообщник, разделяющий страшную тайну.

Ловко орудуя ножом и вилкой, старик отделил приличный кусок мяса, дымящийся, сочный, макнул в горчицу и с наслаждением отправил в рот. Точнее, снял с вилки каким-то ящериным движением. Отрывистым и быстрым.

– Ну, так… – Прожевав мясо, он помахал в воздухе вилкой, продолжая ускользнувшую было тему. – Ты их видел? Черную сучку, мелкую сучку и Крокодила Данди? – И, не дожидаясь ответа, добавил: – Ты ешь давай, а то остынет. Я часа три возился. Не огорчай меня, хорошо?

Меньше всего на свете Макар хотел огорчить этого щуплого пожилого господина с внешностью сельского учителя. Однако освобождать его, похоже, никто не собирался. Макар бросил выразительный взгляд на примотанные к подлокотникам руки, но старик этого словно не заметил. То ли действительно был поглощен ужином, то ли… Второй вариант не нравился Макару настолько, что о нем он предпочитал не думать.

– Не молчи, скажи уже что-нибудь! В кои-то веки нашел достойного собеседника, и на тебе! Слова не вытянешь! Хирург… Ты меня разочаровываешь…

Вытерев губы салфеткой, старик замер, немигающим взглядом изучая пленника. Скворцов не удержался, шумно проглотил комок, стоящий в горле. Глаза старика заставляли его чувствовать себя запертым в ящике с какой-то ядовитой гадиной. Впрочем, сейчас Макар многое бы отдал, чтобы на месте старика оказалась самая смертоносная кобра. С ней у него оставался бы хоть какой-то шанс. С этим сухопарым интеллигентом шансов не было никаких. Только смерть – верная спутница безумия.

– Я их видел… – Слова царапали пересохшее горло. – Видел во сне.

– И?.. – Седая голова заинтересованно склонилась набок. – Что ты об этом думаешь?

– Что?.. – не понял Макар. – Что я должен об этом думать?

Довольный завязавшейся беседой, старик вновь принялся пилить стейк. Столовый нож скрежетал по тарелке, вгоняя Скворцова в дрожь. Тот осторожно напрягся, проверяя, крепко ли держит скотч. Липкая лента впивалась в запястья так плотно, что кончики пальцев уже начинали неметь. А вот подлокотник… Макар сипло закашлялся, чтобы скрыть волнение. Методично перемалывая мясо, старик слушал его сухой кашель, не сводя с Макара любопытных глаз. Прожевав, отложил вилку и наполнил два бокала вином из бутылки с неброской зеленой этикеткой.

– Попей-ка. – Оставляя на столешнице влажный след, он заботливо пододвинул один бокал Скворцову. – Здесь воздух сухой. Чертово пекло, а?

Старик упрямо игнорировал скотч на руках Макара. Смотрел в упор и не видел. Словно забыл, что сам примотал пленника к креслу. От этого у Макара леденело нутро и мелко, предательски подрагивали мышцы ног.

– Итак… наш коллега, Крокодил Данди. Ты считаешь, он поступил правильно?

– Он выполнял задание, – осторожно ответил Макар. – Ребенок…

– То есть ты считаешь, – неожиданно резко перебил его старик, – что этот блядский, трахнутый в жопу старый педик поступил правильно, малодушно полоснув себя по горлу?

Секунду Макар молчал, лихорадочно выбирая линию поведения. Наконец определился, мысленно пожелал себе удачи и сказал, будто с завязанными глазами нырнул в пустоту, не зная, ждет его наполненный водой бассейн или бетонная мостовая:

– Мне кажется, он заслужил награду. Там больше не осталось людей. Вы же… Вы же тоже почувствовали это?

– О да! – Старик взмахнул в воздухе вилкой с наколотым мясом. – Прямо как в одной из этих ваших идиотских компьютерных игр. Уровень зачищен! Обезлюдевший рай для кенгуру и кроликов!

Крепкие, идеально белые зубы ожесточенно рванули стейк, скрежетнув по металлическим зубцам вилки. Наспех прожевав кусок, старик запил его вином и перегнулся через стол.

– Но скажи мне, дружочек, – спросил он, тыча в Макара скругленным лезвием ножа, – а как же другие континенты? Как насчет Северной и Южной Америки? Как насчет сраной Африки? А Япония? Неужели там не уцелела парочка узкоглазых ублюдков, а? Как насчет нас, в конце концов? Мне кажется, что мы, жнецы последних дней мира, должны помогать друг другу! Ты так не думаешь?

– Я не знаю, что ответить. Судя по… – Макар запнулся, но быстро совладал с собой. – Судя по снам, мы и сами неплохо справляемся.

– Ты вдруг осознал, кто ты есть, а, Хирург? – понимающе кивнул старик. – Во снах ты видишь других. Меня. Крокодила Данди. Ту белобрысую крысу, что сейчас очищает старушку Европу. Ты видишь нашу работу. А мы видим твою. И, как на духу скажу, ты, наверное, лучший из нас!

Узловатый длинный палец качнулся в воздухе, шутливо грозя Макару.

– Скольких ты отправил в ад, Хирург? Десяток? Два десятка? Больше? – Старик пытливо изучал пленника, пряча безумную улыбку на самом дне зрачков. – Неужели больше?.. – протянул он, восхищенно и недоверчиво одновременно. – Я, конечно, начал позже тебя… Двадцать девять на моем счету, считая нашего дохлого параноидального друга. Еще один, и будет ю-би-лей!

Лишенный даже толики веселья смех вновь разбудил спящее эхо. Еще один, юбилейный, и им станет Макар Скворцов. Ямы древних глаз, запредельно бездонные в трепещущем свете оплывших свечей, затягивали Макара, лишая воли к сопротивлению. «Сколько у тебя? – вопрошали они. – Скольких ты оставил гнить под солнцем прошлым летом? Сколько мертвецов накормили птиц своими глазами благодаря тебе? Сколько?! Сколько?! Сколько?!»

Скворцов зло тряхнул головой, отгоняя картинки из недавнего полусна-полузабытья. Для них сейчас не время и не место. Пусть