очереди мужиков, но потом забыла, что искала, нашла фото соседской собаки, родившей каких-то приблудных щенят, стала тыкать в лицо Дарине щенятами (главное, не пирогом, подумала Дарина), рассказывая о драме преступной собачьей любви, а потом спохватилась и попросила Даринин телефон. Та так растерялась, что просто протянула девице свой восьмой айфон – лишь бы та отвязалась.

– Номер! – замотала головой девица. – Номер мне скажи, я подруге передам, она тебя наберёт.

– А как называется этот клуб? – спросила Дарина зачем-то.

Девица открыла «заметки» в телефоне, ткнула куда-то пальцем и показала Дарине.

– Кк? – удивилась Дарина. – Это так молодежь сейчас пишет «ОК», я знаю.

Через два дня Дарине, так и не скинувшей ненавистные четыре килограмма, позвонила Мара, представилась и сообщила, что у них по пятницам собирается уникальная группа, она пока не может объяснить, какая именно, но совершенно потрясающая и помогающая; и вот одна участница недавно отвалилась и нужна новая, и Дарина идеально подходит, потому что у неё, кажется, дисморфофобия.

– Я не знаю такого слова, – сообщила Дарина-редактор. – Нет такого термина.

– Термина нет, а мы есть, – успокоила её Мара. – Это люди, у которых искажённое понимание собственного тела. Кому-то кажется, что у него слишком большие зубы, например. Кто-то считает себя толстой.

– Я не «считаю себя» … – начала Дарина-пирожок, – я просто …

– Да это не про тебя. Короче, нам нужен новый участник, потому что один – одна – недавно, м-м, выбыла. Да, выбыла. Это очень крутая практика, очень помогающая, уникальная совершенно. Ты научишься любить своё тело и тело вообще, как концепцию. Вот что ты думаешь про своё тело?

«Вокруг костей просто накидана грязная гора мягкого белого мяса, – подумала Дарина. – Рука-шашлык, мясо на палочке, солнце на чердаке, утка в зайце, заяц на игле».

Вслух она сказала:

– В детстве мама всё время меня стыдила за то, как я выгляжу. Почему ты так разъелась? Посмотри на себя, раскабанела ужасно, что ты всё жрёшь и жрёшь, положи колбасу на место, я видела, как ты её из холодильника тайком в свою комнату несла, неужели тебе самой нравится быть такой коровой.

– А меня мать била, – сказала Мара. – Я теперь думаю, она как будто пыталась как-то физически воздействовать на тело, которое она сама фактически сформировала внутри себя и которое оказалось болезненно несуразным, стыдным, не таким, как у неё. Говорила мне всегда: в отца пошла, это у него ноги кривые были, зачем ты вообще это платье купила, тебе длинные юбки в пол носить надо, с отцовскими ногами-то. У тебя так же?

– Да нет, у меня переживания вокруг телесности все в основном с пищевыми ассоциациями, – вдруг честно сказала Дарина. – Я напоминаю себе какое-то жирное отвратительное блюдо, а я ненавижу жир. И я вся такой дряблый жир уже давно. Я смотрю в зеркало – и вижу сотрясение горы жира, внутри которой прячется моя маленькая незаметная бессмертная душа. А все меня утешают и говорят, что я и так худая. Наверное, так принято говорить.

– Отлично, – дрожащим голосом пылко сказала Мара. – Нам именно такие и нужны. Считай, ты прошла собеседование. Там уникальная методика у нас, и мы её пока что испытываем. А с сексом как, кстати?

– Тоже не могу, – снова честно сказала Дарина. – Он туда меня целует и чавкает, и у меня ощущение, что он меня ест, что я еда в китайском ресторане, которую принято есть с социальным таким, публичным чавканьем, манифестирующим наслаждение трапезой. И меня тошнит. Когда грудь целует – тоже ощущение, что я еда, но пустая, бесполезная еда, которой не наешься досыта.

– У тебя такие метафоры! – сказала Мара.

– Я редактор в издательстве детской учебной литературы, – объяснила Дарина таким уверенным голосом, как будто именно в детской учебной литературе можно встретить манифестацию наслаждения трапезой и странное слово «досыта».

Мара дала Дарине адрес и попросила не брать с собой телефон – на входе хозяева будут проверять очень внимательно. Наверное, это как анонимные алкоголики, поняла Дарина, только совсем анонимные. Видимо, это какие-то секс-расстановки, мрачно подумала она, но, наверное, можно не участвовать, если не хочется.

– А что там будет такое? – спросила Дарина. – Расстановки?

– Нет, – ответила Мара. – Там будет еда. Но другая.

***

Когда из кухни стал медленно, как во сне, поблёскивая растянутым до бесконечности краешком, выплывать поднос с, видимо, Германом, Дарина закрыла глаза и холодно подумала (и тут же поймала себя на том, что «холодно подумать» невозможно, снова ты выпендриваешься сама перед собой, краденая ты колбаса) – интересно, когда это застывшее мгновенье снова разгонится, как поезд, вынесут ли они сразу всего Германа или какую-то часть, что там ему в себе больше всего не нравилось. Что обычно мужчинам в себе не нравится? Ой, нет. Тогда, наверное, пусть будет целый Герман.

Потом она подумала о том, какую часть Германа она бы съела всё-таки. Смогла бы съесть. Откусить кусочек. Щека, вдруг поймала она себя на неожиданном озарении, щека. Щека, по идее, входит в деликатесное меню: говяжья щека, тушёная баранья щека, ненавистная рыбья щека.

– Это обычное мясо! – однажды сказал ей экс-Борис, разбирая на части огромную голубую рыбу с задумчивой лобастой головой, наполненной костяными полукруглыми запчастями. – Просто ты знаешь, что это щека, поэтому тебе противно. На, возьми! – и протянул ей круглый кусочек мяса: рыбью щеку. Дарина тогда немножко пожевала и выплюнула – на вкус и правда было обычное мясо, просто она знала, что это щека.

Почему-то теперь этот опыт казался ей спасительным. Знакомое мясо, такое, как вырезка или филе, или там рёбра, – это было бы страшно, потому что слишком большая разница между обычными рёбрами и человеческими (снова она поймала себя на странном несогласовании). Обычное ребро нормальное, а человеческое ребро – это противно. А вот щека – она и рыбья противная (но съесть, в принципе, можно), и бычья противная (но съесть тоже можно), и человеческая, наверное, противная (но тоже можно, раз уж она там).

Всё, точно. Дарина твёрдо решила, что не будет отлынивать, как её предшественница, и точно съест маленький кусочек щеки. Наверняка это не криминал: если бы за такое сажали, всех ребят бы давно уже посадили. Может быть, люди вроде Германа подписывают вначале специальные бумаги на этот счёт, это как отдать тело науке, например. Дарина глубоко вдохнула и мысленно согласилась с тем, что иногда всё-таки она может что-то съесть на вечеринке. Хер с ними, с четырьмя килограммами. Сегодня сделаю исключение.

Она раскрыла глаза и от разочарования снова зажмурилась. На подносе был торт: огромный, лежачий,