Я отлепил ладони от светящейся темно-бордовой сферы, которая тут же, слабо затрещав, погасла, и устало опустился на пол рядом со столом. Еле освещенная кухня показалась мне несколько нереальной. В глазах стояла черная крадущаяся тень, похожая на какого-то огромного сказочного тарантула, с зажатым во рту коротким карандашом фонарика.

Я страшно устал, спину ломило от напряжения, глаза сами собой закрывались, нестерпимо хотелось растянуться прямо на полу и спать… спать… спать. Однако я заставил себя поднять свое непослушное тело и потащился в спальню. Последним осознанным движением, которое я запомнил, был короткий тычок пальцем в кнопку электронного будильника, установленного на шесть часов. Мое подсознание твердо знало, что на работе завтра мне необходимо быть раньше всех.

…Очень жаль, что в наших школах не преподают латынь. Удивительный язык. Его краткость и точность поразительны, его образность изысканна и прекрасна. Например, Praemonitus praemunitus. Каково…

Проснулся я мгновенно, как от удара прямого солнечного луча по закрытым векам, и тут же, открыв глаза, уперся взглядом в зеленые немигающие цифры будильника – 05:58.

Это было удивительно. Обычно мое самостоятельное, без участия электронных или механических средств, пробуждение протекало плавно и неторопливо. Мое ленивое сознание медленно поднималось из глубин сна к мерцающей полудреме. Оно как бы ощупывало неподвижное тело, раздумывая, стоит ли в него возвращаться или лучше еще побродить по невнятным полянам сновидений. Тут тело предательски открывало глаза и сознание со вздохом разочарования ныряло в черепную коробку, в отместку обездвиживая мои конечности еще на несколько минут переходного расслабления. Только после этого я мог сказать, что окончательно пробудился. Именно пробудился, а не проснулся, поскольку просыпался я только после двадцатиминутного душа и первой чашки чая.

Если же меня вырывал из сна сигнал будильника, мое тело, бессознательно выключив сей инквизиторский механизм, дожидалось возвращения сознания в сидячем положении, и потом достаточно долго эти две мои составные части вспоминали, каким образом они должны взаимодействовать.

Но сегодня, как я уже отметил, все было совершенно иначе. Я проснулся и тут же открыл глаза, чувствуя себя отлично отдохнувшим. Голова была ясной, разум готов к решению поставленных перед ним задач.

Я автоматическим движением выключил сигнал будильника и, прихватив спортивный костюм, отправился в ванную. Душ и прочие гигиенические процедуры заняли у меня не более пятнадцати минут, а через полчаса я уже, стоя у плиты, помешивал в кастрюле свою любимую манную кашу. Нарезав аккуратными ломтями почти целый батон, я намазал его маслом, разложил кашу поровну в две тарелки, налил две кружки крепкого чая, выставил на стол сахар и сыр. Затем я положил на кухонный диванчик две подушки, а сам уселся напротив, на свою табуретку, и громко позвал:

– Гаврила Егорыч, прошу к завтраку!

В шкафу под раковиной что-то грохнуло, шпингалет, закрывавший его дверку, отщелкнулся, дверка немного приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянул любопытствующий голубой глаз. Через секунду дверца распахнулась настежь, и в проеме шкафчика, рядом с мусорным ведром, появился вчерашний мой знакомец в динамовских трусах. Окинув взглядом кухню, он с поразительным достоинством выбрался из шкафа, аккуратно прикрыл за собой дверцу и быстро вскарабкался на раковину. А потом, к моему величайшему изумлению, он открыл кран горячей воды и начал полоскать свои ручонки под ударившей в раковину струей. Вымыв ручки, он тщательно вытер их о кухонное полотенце и быстро переместился на приготовленные мной подушки. Оглядев стол, он ловким движением выхватил из трусов подаренную мной ложку, а другой рукой схватил кусок намазанного маслом хлеба и начал молча уплетать кашу. Я наконец пришел в себя и тоже приступил к завтраку. Каша удалась, и мы с ней быстро справились. Уже прихлебывая чай, который он сдобрил четырьмя ложками меда, Егорыч остренько взглянул на меня и между двумя шумными хлебками буркнул:

– Ну, чего звал?

– Проблема у меня, может, вы что-нибудь подскажете?

– Э-хе-хе. Думаешь, у меня проблемы нет. Я же к тебе с ней не лезу. Да ладно, давай выкладывай свою проблему.

Я коротко рассказал, как ночью, следуя его совету, тренировался в магии, и что при этом увидел.

Выслушав, он помолчал, а затем отодвинул от себя чашку и недовольно пробурчал:

– Чем же я могу тебе помочь? Я вон где, а ты работаешь вон где. А я из дома никуда не пойду!

– Это я понимаю. Но, может, совет какой дадите. Может, у нас на фирме можно с кем-то из ваших знакомых связаться?

– Да нет там у меня никаких знакомых. Я и не бывал никогда на Таганке! – Он почесал свою лысину.

Я огорченно помолчал, соображая, как же мне теперь быть, и вдруг домовой пробормотал: «Помолчи-ка», – и откинулся на спинку диванчика, прикрыв глаза.

Так он просидел, не шевелясь, минут десять. Я уже начал волноваться, когда он снова открыл свои синенькие глазенки и довольно заговорил:

– Есть в вашем фофисе наш мужичок… – тут он противно сморщил свое меховое личико и презрительно уточнил: – Он вообще-то и не домовой, а так… Зовут его Афоня Бездомный.

– Почему это бездомный? – полюбопытствовал я.

– Потому что дома-то у него и нет. Как жильцов из этого дома выселили, лет сорок тому назад, так он и стал бездомный.

– Ну как же так? Он же в здании живет, значит, дом у него есть.

– Казенный ты, Илюшка, человек, – назидательно ответил Егорыч. – Здание – оно не дом, понимать надо. Ежели домовой обитает в казенном здании, значит, он не домовой, а казенка, сиречь бездомный, по-вашему, по-казенному – бомж. А в дворовые идти не хочет, да и нет сейчас дворов-то. Так что ты не спорь и не приставай. Афоня Бездомный, по-нашему, и не домовой, а так… – снова пренебрежительно повторил домовой. – Да он еще и женатый вдобавок!..

– Как – женатый?

– Так – женатый. Это значит – жена у него есть. Я, конечно, понимаю, что тебе с ним, с бездомным женатиком, связываться не хочется, да ить лучше все едино никого нет. Только будешь с ним разговаривать, особо не привечай, да не вздумай чем-нибудь угощать или чего-нибудь обещать! А то он живо на шею сядет – попрошайничать начнет. Ты сейчас вполне за мага сойти можешь, так что для Афони ты – прямое начальство. Командуй. Жену его зовут Анфиска, кличут или «Горгушка – кривая макушка», с ней вообще разговаривать нечего, приказывай, а в случае чего – пинком!

– Ну как можно, Егорыч, даму и пинком?

– Во-первых, она не дама, – терпеливо наставлял меня мой меховой друг, – а во-вторых, ты маг или жантильмент! Коли ты маг, так пинком – самый раз, а коли ты жантильмент, сам пинком получишь, у Горгушки не задолжится.

– Хм… – с сомнением протянул я. – Если она не дама, то какая же она жена. А если она жена, то пинком мне как-то неудобно будет…