как однажды назвал СССР президент США Рональд Рейган. Фотографии на этих конференциях с американскими политиками и знаменитостями стали «идеальным» доказательством наших интимных отношений. Моя учеба в университете, по их версии, ясное дело, была лишь «прикрытием», отношения с Полом – фиктивные, для проникновения в недра Республиканской партии.

Тут важно сказать, что Пол, конечно, республиканцем был, но никаких должностей в партии не имел. Он знал многих людей в политической среде, но сказать, что они были закадычными друзьями, можно было с большой натяжкой. Мой молодой человек и в Вашингтоне-то не жил, приезжал только навестить меня. Его дом, как и его, как я считала, успешный бизнес, был в маленьком трехсоттысячном городке на Среднем Западе. Но проверкой этих фактов американским СМИ заниматься было недосуг, потому они просто ссылались на ранее опубликованные в бульварной прессе инсинуации. Так появились статьи и сюжеты на CNN, The Washington Post, The New York Times, материал со знаком вопроса о том, кто такая Бутина, опубликовал журнал Time и многие другие. Ссылаясь на спекуляции в прессе, Сенат начал проверку и написал мне то самое письмо счастья с настойчивым предложением явиться на допрос. Олегу я про допрос не сказала, не желая обременять его, и без того занятого человека. Он тоже вынужден был переживать уколы и обвинения за якобы вмешательство в американские выборы просто потому, что был россиянином. Правда, о нем говорили в кулуарах и шепотом – все же дипломат, как-никак. Давать американской публике повод перевести эти шепотки про него в публичный скандал из-за нашего общения я не хотела, а потому решила прекратить наше общение, несмотря на то, что мне было нестерпимо больно лишиться единственного друга-соотечественника на чужбине.

– Что ты такое говоришь, Маша? – удивился Олег моему странному пассажу, как гром среди ясного неба прозвучавшему в нашей дружеской беседе. – Мне совершенно безразлично, кто и что говорит. Неужели мы перестанем общаться из-за чьих-то больных фантазий и мерзких сплетен?

Я что-то невнятно промолвила в ответ, но в будущем сократила наше общение до редкого обмена смс-сообщениями, а на предложение встреч придумывала скрепя сердце что-то вроде предстоящего очередного экзамена или подготовки диплома. Через месяц, слушая утренние новости, я узнала, что из США высылают шестьдесят российских дипломатов. Олег Жиганов был в их числе.

– Он вам не сказал всю правду о себе. Скажем так, слежка в тот день в ресторане была, Мария, не за вами, – выслушав меня, начал Кевин. – У нас есть основания полагать, что…

– Не надо, Кевин, – мягко остановила я агента на полуслове. – Не хочу ничего знать, это не имеет значения. Он подарил мне одни из самых лучших моментов в моей жизни.

Никаких подтверждений ни передачи фактов секретных данных, ни принадлежности директора Российского культурного центра Олега Сергеевича Жиганова к российским спецслужбам американская сторона так и не предоставила.

– Думаю, на этом все на сегодня, – вздохнул Кевин. – Что вам на обед принести в следующий раз, а то наши встречи затягиваются. Надо же вас чем-то кормить. Устали, наверное, от тюремной еды-то? – добавил он.

– Еда любая вкуснее на свободе, Кевин, – ответила я, поднимаясь и отправляясь в угол для надевания наручников. – Кофе принесите, если уж вы настаиваете. Черный. Без сахара.

– Окей, – обрадовался Кевин.

Вечером ко мне пришел Боб, чтобы обсудить ход допросов.

– Ты – молодец, – сказал он в комнате для встречи с заключенными. – Мне нравится их реакция. Может, разум начал брать верх?

Я только пожала плечами. Мое положение оставалось по-прежнему незавидным. Дурачества агентов не веселили ни на йоту. Я так и сидела в одиночной камере с двумя часами «свободного времени» по ночам, а впереди в безрадостном будущем светило пятнадцать лет американских тюрем. Поводов для оптимизма было маловато. Единственное, что вселяло надежду, это рассказы родителей о том, что в России все бурлит по поводу моего дела – МИД разместил мою фотографию в качестве заглавной в социальных сетях, Мария Захарова регулярно делает заявления с требованиями освободить меня – политического узника, а российская пресса против американской – на моей стороне. Новостей я особо не видела, лишь изредка мне перепадали черно-белые распечатки сводок от российских консулов, так что оставалось только верить, что настойчивая позиция России в мою поддержку сделает свое дело, и мне как минимум не придумают каких-нибудь фиктивных доказательств вины.

Той ночью я позвонила Полу. Сонный голос в трубке, как обычно, сообщил, что меня вот-вот отпустят, но главной темой нашего разговора было совсем другое.

– Слушай, Пол. Мои адвокаты говорят, что для материалов дела необходимо предоставить детализацию моих российских банковских счетов. Я разговаривала с моей сестрой. Она говорит, что отправила все бумаги тебе на электронную почту уже неделю назад. Если тебе не сложно, перешли их, пожалуйста, моим адвокатам, чтобы мы могли предоставить их ФБР. Это было бы отличным доказательством того, что никаких денег от российских властей я никогда не получала и уже тем более не переводила американским предвыборным штабам, – попросила я.

Пол отчего-то замялся и что-то пробурчал в трубку, мол, он как раз собирался это сделать. Предоставление этой информации моим адвокатам было очень важным элементом для выстраивания линии моей защиты, поэтому я уже более настойчиво повторила свою просьбу.

Следующей ночью оказалось, что у Пола снова не дошли руки, чтобы просто нажать кнопку компьютера и переправить документ Бобу. Тут я стала подозревать неладное и попросила мою сестру переслать документ напрямую адвокату. Так в моих руках оказались все расходы Пола, которые он производил с моих банковских карт, и все переводы средств, которые моя семья делала на мои счета. От увиденного волосы на моей голове зашевелились. Ситуация прояснилась: он панически боялся того, что я однажды увижу, как дело обстояло на самом деле, а потому скрывал от меня и моих адвокатов основной документ, на который полагалась защита. Я не хотела верить своим глазам, а потому решила спросить его самого о том, что произошло.

– Пол, я могу попросить тебя сказать мне сейчас правду? – начала наш ночной разговор я. – Кто оплачивает мои тюремные счета?

– Я, кто же еще, – искренне удивился Пол.

– Пол, я видела распечатки моих банковских счетов. Давай попробуем еще раз. Мне очень важно, чтобы ты сейчас сказал мне правду. Просто правду, неважно какой она будет. Мне нужно тебе доверять, пожалуйста, – со слезами на глазах попросила я. – Кто оплачивает мои тюремные счета?

– Я, – с раздражением ответил мне мой бойфренд. – И вообще я не буду это обсуждать по телефону.

– Пожалуйста, скажи мне правду.