По окончании работы их должен был забрать попутный грузовик, но в последний момент для него нашлась другое дело. Пришлось до города топать пешком. Было не то что бы холодно, но ветер заставлял Настю ежиться и поплотнее заматывать шарф.

Ничего себе начало июня. В этом году урожай, даже если им и удастся провести посевную, не будет рекордным. А значит, жесткое рационирование никуда не денется.

Она шла, погруженная в себя, когда услышала позади шум мотора. Девушка обернулась – разбрызгивая грязь, приближался автомобиль защитного цвета. Она узнала один из вездеходов разведгруппы. Как и большая часть их автопарка, он был весь в царапинах и вмятинах, можно было найти и пару отметин от пуль.

Неудивительно. За пределами контролируемой их патрулями территории начиналось царство анархии. Но каждый день около двухсот человек рыскали по всей восточной части области в поисках того, что могло пригодиться общине уцелевших.

Бронеавтомобиль «Тигр» плавно, чтоб не забрызгать Настю, притормозил. Дверца распахнулась прямо перед ее носом. На импортном камуфляже Антона, на его лихо заломленном берете с эмблемой гарнизона и ботинках с высоким берцем не было грязи, но это мало о чем говорило. Порой они добирались и до Новосиба, а там лучше было действовать в ОЗК, который теперь мог лежать в мешке для зараженной одежды.

Командир звена разведгруппы – не такое уж незначительное лицо, особенно если это звено занимается поисками в самом пекле.

– Поедем, красотка, кататься? – он привлек ее к себе.

Настя сделала вид, что обиделась.

– Ты что, солнце? Я ж шучу. Давай подвезу, а то ноги сотрешь.

Настя знала, что он далеко не всегда такой. На людях он порой казался веселым балбесом, но, когда они были вместе, мог и помолчать. Тогда они молчали вместе, легко обходясь без слов, ведь часто взгляд или прикосновение скажут больше. Но когда он начинал говорить, это были именно те слова, которые ей хотелось услышать.

Интересно, правда ли ему по пути, или он сделал крюк специально, рискуя получить нагоняй?

В городе экономили все, даже скрепки и иголки. А бензин и солярку берегли еще больше, чем колониальные товары. Если без чая, кофе и перца можно прожить, то без горючего никак.

Недавно хотя бы стали включать уличные фонари, а то ведь и погулять было негде – роль уличного освещения выполняли редкие окна тех зданий, где работа продолжалась круглые сутки. А дома в свободное время приходилось обходиться свечками.

Антон рассказывал ей, что энергию давала мини-ГЭС, которую привезли «параноики», и пять ветряков – капризных и ненадежных штуковин, хотя ветра дули на плоскогорье, где стоял город, почти постоянно. Еще имелось штук десять дизельных мини-электростанций, хотя просто так их не использовали, экономили топливо. Недавно поисковики нашли даже несколько солнечных батарей, на днях их хотели подключить, чисто в виде эксперимента.

Настя помнила, как отзывался обо всех альтернативных источниках энергии инженер из выживальщиков, которого так часто называли Кулибиным, что настоящую его фамилию она не вспомнила. Мол, дорогие игрушки с минимальным выходом энергии. Но эта ГЭС, как он говорил, была устроена много проще, извлекала даровую энергию из того же самого ручья, в котором они полоскали белье.

Заднее сиденье было завалено какими-то тюками, но Настя и так собиралась сесть вперед. Да и как она могла сделать по-другому, если единственное, чего ей хотелось – это быть ближе к нему?

Она часто думала, насколько же ей повезло встретить посреди мертвого Новосибирска именно его.

Машина начала набирать скорость. Настя надеялась, что поездка с ветерком поможет ей отвлечься от мыслей. Вчера ее вызывали на беседу в администрацию, где мерзкая тетка, похожая на известную диссидентку, полчаса твердила ей про демографический долг.

До тех пор, пока продовольственная проблема не была решена, никого не заставляли иметь детей. Только советовали. Но упорно ходили слухи, что через пару лет, если урожай будет хорошим, все изменится.

«Имейте в виду, – сказала ей под конец беседы бывший специалист центра репродукции человека, – общине нужны дети, а не романтические чувства. Поэтому будьте любезны пройти обследование».

Настя чувствовала себя так, будто ее изваляли в грязи, и даже не нашлась, что ответить.

– Ты чего грустная такая? – попытался отвлечь ее Антон. – Видала новенького? Приплыл вчера по речке, на берегу поймали. Один жил, одичал как Маугли. Ты чего? О чем задумалась, крошка?

– Ты не мог бы не ездить больше никуда?

– А что я буду делать? – усмехнулся он, гладя ее по голове. – Картошку полоть?

– Я волнуюсь за тебя. Помнишь тот раз… Думала, с ума сойду.

– Это было давно и неправда. Ты забыла, теперь я не в группе дальнего поиска. Мы извозчики, а не разведчики. Ездим по окрестностям, тут безопасно. Кстати, пристегнись. Права отбирать некому, но мне так спокойнее.

С ним было легко. Казалось, Антон ни к чему не относится слишком серьезно. На каждый случай у него был готов анекдот или хохма. Он знал аккорды ко всем песням, которые можно исполнить на гитаре. А может, к некоторым не знал, а придумывал экспромтом. Еще он обожал давать всем прозвища, всегда меткие: Богданова за глаза называл Вандамовым.

И все же она чувствовала: что-то скрывается за этой маской легкомыслия.

Настя думала о страшной несправедливости. Ведь они хотели этого больше других, мечтали с самого первого дня близости. Далеко не все молодые девушки думали так же. Многие воспринимали материнство в нынешних почти средневековых условиях как обузу. А кто-то многое бы отдал, чтоб избавиться от нее. Но аборты не практиковались еще в Убежище, а после прихода в город были официально запрещены. Когда всех врачей можно пересчитать по пальцам, исполнение этого запрета легко контролировалось.

«Это все из-за твоих вылазок…», – хотела сказать ему она, но как всегда сдержалась. Надо было винить не его, а их общую судьбу.

– Настя, – он угадал ее мысли. – Ты опять? Надежда есть, ты же знаешь.

Да, она знала, и это очень помогало. В конце концов, оставался вариант усыновления – сирот было много. Но тогда она до конца своих дней испытывала бы чувство невозвратимой утраты.

Внедорожник летел по пустому шоссе, отмеряя последние километры до Города. За окном незаметно сменялись однообразные пейзажи предгорий, а она вспоминала тот зимний день. Взглянув на бесформенные тюки на заднем сиденье, подумала, что точно так же они ехали несколько месяцев назад, пролетевших как один день.

* * *

Это было еще в феврале. Она вышла около пяти вечера, раньше никак не получилось освободиться от работы. Сначала были уроки, потом ее вместе с десятком других женщин поставили заниматься большой ревизией – всего, что им досталось: одежды, мебели, утвари. Иногда ей казалось, что майор подбирает им занятия нарочно, чтобы люди не впадали в апатию. Другие в это время расчищали от снега улицы и тротуары, приводили в порядок коммунальное хозяйство и тянули провода.