— Там, наверное, все в компьютерах, а я человек старый… — закокетничал слегка Моисеев.

— Не старый, а опытный, — поправил Турецкий. — Будете не на экранчики яркие смотреть, а вглубь копать!..

— Буду-буду, — проворчал отставной криминалист. — Как бы самого не закопали.

— Стыдно пожилому человеку смерти бояться!

— А что еще с ней делать? — пожал плечами Моисеев.

— Не переживайте, Семен Семенович. Хоть это и личная услуга, но вам Серега Бибарцев заплатит хороший гонорар.

— Обещал? — слегка оживился старик.

— Божился!

— Тогда ничего не даст, — заключил печально Моисеев.

— С чего вы взяли?

— Примета есть: когда купец божится, значит, ни в мошне, ни за душой ничего не осталось.

— Это купец новой формации.

— Э, формации-прострации!.. Человеческие пороки и отношение к деньгам, Саша, не меняются со временем. Как мы поступим с подсунутой тобой халтуркой? О результатах кому докладывать в первую очередь?

— Ну, наверное, самому управляющему Бибарцеву…

— Приятель твой? Твой. Вот потому выводы свои я сначала тебе скажу, а если гонорар обломится, ради такого случая можно еще раз к твоему другу зайти.

2

Минут через двадцать после того, как ушел Моисеев, позвонил Олег Величко.

— Александр Борисович, не желаете ко мне в гости?

— В гости — понятие относительное, Олег. Ты имеешь наглость посиживать в том самом кабинете, в котором с десяток лет назад раскалывал братву я.

— Вы мне льстите!

— Почему? — удивился Турецкий.

— Потому что намекаете, что и я могу куда-нибудь повыше переехать.

— А хочешь?

— Пока нет. Хочу только вас в гости пригласить.

— Ну что ж, первый раз мне у тебя понравилось, так что жди. Сейчас подъеду.

Как повелось, Величко встретил Турецкого в коридоре горпрокуратуры и по пути в кабинет ввел, как говорится, в курс дела.

— Что бы мы делали без счастливых случайностей! Неделя прошла, как мы дали в розыск Елисеева и Балашова, которые в копеевской резне подозреваются. А они за это время спокойненько выехали из Москвы и добрались до границы с Эстонией. Там, к счастью, нашелся бдительный страж, который сначала прочитывает ориентировки, а потом уже использует для своих нужд… Короче, постреляли, двоих взяли, Елисеева убили.

— Кто третий?

— Господин Сэйтё Ямада, руководитель российского отделения секты «Путь истины».

— Интересно!

— Еще бы! Он выехал из столицы за день до того, как прокурор города санкционировал постановление на его арест за незаконные финансовые операции.

— Экий букетище! Как мы его разгребем?

— С помощью великого учителя Като! — хохотнул Олег.

Они уселись на стулья.

— Александр Борисович, не будет нарушением субординации, если я предложу вам немного выпить?

— Будет нарушением, если не предложишь! — хмыкнул Турецкий. — А чем угощаешь?

— Коньяком.

— Взятка? — подозрительно спросил «важняк».

— Выражение признательности, предметное, так сказать.

— Ладно, давай.

— Сейчас привезут этого самого Ямаду с переводчиком.

— Попробуешь расколоть?

— Самое смешное, Александр Борисович, что не надо их раскалывать. Балашов с гордостью рассказывал о том, как они казнили погрязших в преступных заблуждениях Тузика и Колбина, предъявил оружие. Эксперты говорят, короткий самурайский меч, изготовленный, скорее всего, у нас, но с максимальным соблюдением классических канонов. Такое впечатление, что этот Балашов или ненормальный, или зомбированный.

— Это, Олег, не одно и то же. Сумасшедший говорит что хочет, а обработанный через голову только то, на что запрограммирован. Не говорил Балашов, в чем заключались ошибки убитых им людей?

— Нет. Сказал, что наказаны по воле учителя.

— Тогда все ясно, значит, и сбрендил по воле учителя.

Тут вошел милицейский старшина, бросил взгляд на высокую бутыль с яркой этикеткой, доложил, что японца с переводчиком уже привезли.

— Пусть вводят, — сказал Величко, убирая бутылку и стаканы в шкаф.

3

Ввели обоих, невысокого, плотного японца с лицом-маской и долговязого очкарика, у которого был довольно изнуренный вид. Несмотря на очевидное утомление, заговорил он довольно бойко:

— Это господин Ямада. А я Краснов Игорь Леонидович, к вашим услугам.

Все расселись так, словно предстоял не допрос, а непринужденная дипломатическая беседа.

— Господин Ямада, — начал Олег, — монах вашей секты Виктор Балашов показал на допросе, что вместе с Елисеевым 20 марта сего года убил трех человек под городом Копеевском Челябинской области. Сделал это по воле руководимой вами секты. Что можете сказать по этому поводу?

Выслушав перевод, не меняя направления взгляда, устремленного, казалось, внутрь, не меняя выражения лица, японец заговорил. Переводчик тут же приступил к делу.

— Мы приказали только наказать их, но не казнить.

— То есть Балашов и Елисеев нарушили ваше распоряжение?

— Нет.

— А что же это, как не казнь? — удивился Олег.

— Они не могут казнить. Казнить должен палач.

— Тогда что же это? — возмутился Величко.

Вмешался Турецкий:

— Господин Ямада, вы сказали, что ваши монахи должны были наказать провинившихся, так?

— Да.

— Наказание могло повлечь смерть виновных?

Ямада приоткрыл полузакрытые глаза.

— Да.

— Но это не было наказанием?

— Нет, — односложно согласился японец.

— Может, это инсценировка харакири, ритуального самурайского самоубийства?

Ямада чуть заметно улыбнулся.

— Господин следователь ничего не понимает. Вспороть себе живот имеет право только самурай, после чего помощник отрубит ему голову. А перед этим он обязан написать предсмертное стихотворение. Но эти люди только визжали, оскверняя свой уход.

— Зачем же ваши монахи убили их так жестоко, да еще зачем-то мизинцы поотрубали?

— Это были монахи-воины, они могут зарубить любого, кто оскорбит их, или просто для того, чтобы потренироваться в фехтовании. А мизинцы — это их ошибка. Им еще долго учиться, прежде чем они поймут путь. Мизинцы отрубали себе мастера фехтования, чтобы этот маленький палец не мешал быстро выхватывать из ножен меч. Им долго еще учиться, нашим монахам…