Он так и стоял, когда вернулись сыскари, и старший доложил:

— Нигде, ваша милость, ни одного зеркала, ни висячего, ни ручного. Мы уж и в сундуки заглянули…

— Ну что же… — сказал Сварог, охваченный нешуточным воодушевлением с тревогой вперемешку. — Идите и караульте в прихожей. Никого не пускать, без моего приказа сюда не входить.

Они вышли, опять-таки без малейшего удивления. Нетерпеливо придвинувшись к зеркалу еще ближе, почти касаясь лбом прохладного стекла, он отметил, что зеркало вытерто начисто, ни единой пылинки: ну конечно, любая представительница женского пола, оказавшаяся здесь с кавалером не упустит случая, обнаружив зеркало, перед ним повертеться…

Медленно, раздельно, внятно он начал:

— Абаукирате кане ойте, абаукирате кане сабе…

Заклинание он выучил наизусть и говорил без малейшей запинки, не опасаясь ничего напутать.

— …киратумане сай!!!

Зеркало вдруг потемнело, как кусок угля, раздалось что-то вроде короткого зловещего хохота — и в лицо Сварогу ударил вихрь словно бы ледяного крошева, ослепил, отшвырнул назад, он растянулся на полу…

Что-то непонятое, странное, дикое с ним происходило.

Тело пронизали судороги, его трясло, словно ухватился за провод под током, болезненные корчи как-то странно согнули, прекрасно сидевшая на нем, по мерке сшитая купеческая одежда вдруг словно бы стала огромным бесформенным мешком, спеленавшим, как младенца. Он бился и корчился, пытаясь выпутаться, решив, что теперь уже не до секретности — что-то явно пошло не так! — громко закричал, зовя сыскарей.

И вместо человеческого голоса в комнате раздался заливистый, жалобный собачий лай.

От неожиданности Сварог забился еще яростнее — и наконец освободился от спутывавшей его ткани. Вскочил…

Но тут же упал на четвереньки, на руки… нет, на покрытые темно-рыжей шерстью собачьи лапы. Хотел поднять руку — и поднялась собачья лапа, и пришлось тут же на нее опереться, чтобы не потерять равновесие.

Несколько мгновений он разглядывал себя — живот, ноги, лапы, оглянулся за спину — и увидел кудлатый темно-рыжий хвост. Закричал, то ли от удивления, то ли от страха — и вновь вместо человеческой речи прозвучал собачий визг.

Это он сам и был…

Он стал собакой. Самой натуральной. Темно-рыжий пес стоял над клочьями разодранной одежды, лапы подгибались и дрожали, откуда-то из глубин сознания наплывало самое настоящее безумие. Это была доподлинная реальность. Это именно с ним произошло наяву. Король Сварог Барг теперь был собакой.

Окружающий мир в чем-то резко изменился. Запахи, удесятеряясь в силе, хлынули в нос, теперь он точно знал, что в разорванном мышкой кульке было яблоко и печенье, что запах вина из пустых бутылок носит явственный грушевый привкус. Запахи накатили волной, затопили, полмира теперь состояло из запахов.

И слух стал гораздо… нельзя описать, слова не подворачиваются. Сильнее, мощнее… Одним словом, и слух, как возможность чуять запахи, удесятерился в силе. Он отчетливо слышал теперь отчаянную возню в прихожей, чей-то болезненный вскрик, падение тела, яростное пыхтение борющихся, отчаянную возню, протяжный не то стон, не то всхлип, чей-то повелительный голос:

— Кончайте его!

В следующий миг дверь распахнулась, и ворвался не кто иной, как управитель городской канцелярии, господин Сувайн, с пистолетом в одной руке и скрамасаксом[7]в другой. Сейчас его волевое, решительное лицо было лицом убийцы.

Он выпалил с порога. Сварог не успел шарахнуться в сторону, но и боли не почувствовал. На миг лицо Сувайна исказилось от удивления, но он тут же опомнился, оскалясь, ринулся вперед, умело и ловко занося скрамасакс для страшного удара, а следом за ним, толкаясь, застревая в дверях, мешая друг другу, ломились какие-то молодчики, вооруженные до зубов…

Все происходящее Сварог видел теперь в совершенно другом ракурсе — с высоты пусть и крупного, но пса, то есть где-то на уровне человеческого пояса. Он ничего не понимал и не пытался понимать. Некогда было. Совершенно ясно, что его люди убиты, а сейчас примутся убивать и его самого, совершенно беззащитного перед дюжиной клинков…

Работало не сознание, а инстинкты. Быть может, даже не человеческие, а собачьи. Неумело развернувшись, скребнув когтями по трухлявым половицам (еще несколько выстрелов сзади!) он метнулся к окну, оттолкнулся задними лапами и выпрыгнул.

Форменным образом взвыл от боли — он удалился передними лапами и мордой о тот самый чурбан под окном. Поднялся на ноги и, ведомый тем же инстинктом, припустил вглубь заброшенного сада.

За спиной раздавались выстрелы и крики, потом выстрелы прекратились, раздался крик управителя:

— За ним! В погоню! Идиоты!

Нечеловеческий вопль — ага, похоже, кто-то повторил неудачу Сварога, приземлившись прямо на чурбан, но с гораздо более печальными результатами: если и не сломал ногу, то вывихнул точно. Он так и орал, не переставая.

Сварог бежал — и как-то так это у него ловко выходило, как у настоящей собаки, словно давненько умел бегать на лапах. Ветки кустарника выдирали клочья шерсти, высокая жесткая трава хлестала по морде.

Он понемногу замедлил бег, а там и вовсе остановился. Вновь заработали инстинкты — правда, при определенном участии человеческого ума…

То, что с ним произошло, было жутким, непонятным и страшным, но сейчас не время пытаться хоть что-то осмыслить. Сейчас следовало решить одну-единственную насущнейшую задачу: оторваться от погони. Найти укрытие, безопасное место, где можно будет относительно — относительно, конечно! — спокойно все обдумать. Если поддаться панике и в самом деле превратиться в перепуганную насмерть загнанную собаку — конец. Уж коли человеческое сознание никуда не делось, осталось при нем, следует этим бесценным инструментом воспользоваться…

Судя по звукам, его преследователи неслись по пятам так же остервенело, бездумно, напролом, охваченные известным азартом погони. Медленно-медленно ступая, прямо-таки скользя меж кустов, он отошел на десяток уардов вправо, а потом, сделав над собой определенное усилие, двинулся навстречу погоне — но, разумеется, на приличном от нее расстоянии. В горячке погони они не станут оглядываться по сторонам, да и кустарник высок…

И очень быстро настал момент, когда с погоней он разминулся — они, топоча и хрустя ветками, пронеслись дальше, а Сварог тихонечко двинулся в противоположном направлении — к дому. Вот именно, к дому. Там его будут искать в последнюю очередь, как-то так исстари подразумевается, что человек — тьфу, уже не человек! — в его положении постарается оказаться как можно дальше от места нападения. Ну, а мы поступим совершенно наоборот…

Оказавшись совсем близко от дома, он старательно принюхался, но не учуял ничего живого. Зато сильно пахло кровью и свежей смертью. Бедняги, толковые были ребята… Но кто же мог предвидеть…