Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Алло, это ты, сын?
Быстрее, торопил он Максима, надо раз и навсегда покончить с этим делом. Он разговаривал с сыном, не сводя глаз с судьи:
– Почему не отвечает сотовый?.. Ах да, я отключил его на время беседы.
Несмотря на ленивую интонацию, в голосе Курлычкина чувствовалось невероятное напряжение, казалось, он сейчас оборвется, как гитарная струна, и нисходящим звуком растворится в пространстве кабинета. В разговоре с сыном Станислав Сергеевич все еще видел подвох со стороны судьи. Перебирая варианты, он даже не подумал о самом простом – что Максим мог освободиться сам.
Сипягин вышел – вероятно, ожидает Мигунова.
При салоне-магазине есть автосервис, с тыльной стороны, выходящей на пустырь, стоят три капитальных гаража и современный комплекс мойки, обслуживающий личные автомобили Курлычкина и его приближенных. В одном гараже имеется глубокий погреб, по сути – это подземный бетонированный мешок, по площади не уступающий самому гаражу.
– Да, я знаю, сын...
Подземная бетонированная коробка не пропускает звуков, там можно кричать во все горло, но никто не услышит, даже прижавшись ухом к металлической двери гаража. Мигунов получит приказ – как и где он найдет этих двух ублюдков, Курлычкина не волнует... Права, права Ширяева, давно пора с ними кончать. С Юристом тоже. Не будь его, глядишь, и не случилась бы эта история.
– Повтори, Максим, я не расслышал, что ты сказал...
Увлекся, утонул, погряз в процессе, который Ширяева назвала легализацией бизнеса, занялся совместительством, отбросив непреложную истину: нельзя заниматься честным бизнесом и откровенным беспределом. Вот и перестал контролировать ситуацию...
Но причина уважительная: ненависть к Ширяевой.
– Я плохо слышу тебя, Максим... Откуда ты звонишь?
Курлычкин прекратил самобичевание, от которого терял вес в собственных глазах. Достала его судья!
Подумать только: почти час он покорно слушал эту бабу! Он допустил ошибку, согласившись принять ее у себя в кабинете, стоило поручить это дело Косте Сипягину. И остался бы спокоен, не дергался, не выслушивал наставительных и обвинительных речей, а ждал, когда Сипягин окончит разговор с ней в гараже. И мужественно принял бы даже плохие новости.
Чему быть, того не миновать. Она хочет увидеть трупы – увидит, он лично втолкнет ее в гараж, ткнет, как блудливую кошку, носом в кровяную лужу и спросит: «Этого? Этого ты хотела, стерва? Чем ты лучше меня, гнида?» Нет, она никогда не выйдет из гаража...
А как же Максим?
Вот сука неряшливая!
– Звонишь с почты?.. Поселок Марево?.. Нет, не знаю...
Он никак не мог ясно расслышать слова сына.
– Что?! Что ты сказал, Максим?!
Минута разговора с сыном затянулась надолго.
Курлычкин, избегая взгляда судьи, положил трубку и вызвал Сипягина.
– Костя, – усталым, надломленным голосом спросил он, – ты уже вызвал Мигуна?
Сипягин кивнул.
– Да, с минуты на минуту он будет здесь.
– Вот и хорошо. Для него найдется работа. – Глаза с красными Прожилками казались измученными, теперь они не мигая смотрели на судью. – Это как раз тот человек, Валентина Петровна, которого вы хотели видеть. Сожалею, но придется немного подождать.
Действительно, его речь больше соответствовала крупному бизнесмену, нежели лидеру преступной группировки и выкресту... из рабочей семьи.
Валентина не знала, что случилось, как и откуда мог позвонить Максим, но поняла одно: она окончательно проиграла. Поначалу она подумала, что разговор липовый: Курлычкин бросает в молчащую трубку короткие вопросы, а в паузах, хмуря лоб, что-то вспоминает. Но потом... Несомненно, он способен владеть собой, но вот управлять собственным кровообращением никому не под силу, а Валентина видела, как отхлынула с его лица кровь: «Что?! Что ты сказал, Максим?!»
Она мужественно встретила почти безразличный взгляд своего врага, равнодушно подумав о пистолете, оставленном Маргелову.
«Успокойся, успокойся, – уговаривала она себя, – не дай этому ублюдку увидеть, что тебе страшно. Очень страшно... Света, девочка, как же ты страдала...» И только потом перед глазами возник родной образ сына.
Судья подумала и про Грачевского. Володя не знает, что Валентина пошла к Курлычкину, что пленнику удалось сбежать. Курлычкин не дурак, давно догадался, что она действует не одна, к тому же, судя по всему, Максим скоро будет здесь, в объятиях своего папаши, и вот тогда за Грачом устроят настоящую охоту, поджидая его в Мареве.
Валентина безбоязненно вошла утром в свою квартиру: это единственное место в городе, где ее вряд ли бы искали. Прежде чем закрыться, она сказала Грачу, что хочет побыть одна, и добавила, что ему следует остаться в городе, а она уедет в Марево.
– Я приготовлю кое-что из белья, захватишь с собой, ладно?
Грачевский кивнул.
Валентина подошла к столу.
– Оставлю вещи здесь, сегодня вечером и заберешь. А в Марево приедешь завтра утром. Через десять минут я ухожу, прощаться не будем.
Сосед оставил ее одну, а Валентина села за стол и написала ему записку, в которой не упомянула ни одного имени, и выложила на стол все оставшиеся у нее деньги.
"Я благодарна тебе за твою помощь. Извини, что не сказала тебе всей правды в глаза. Если я не вернусь – отпусти Максима и сразу уезжай из города.
Прошу тебя – ничего не предпринимай, живи тихо и мирно, любой самый продуманный шаг будет стоить тебе жизни. Скажу еще одно: я устала. Смертельно устала".
Курлычкин продержал Валентину в своем кабинете до тех пор, пока не приехал Максим. Прежде чем обнять отца, парень резко шагнул к женщине и сильно ударил ее, метя в лицо. Но Валентина сумела отвернуть голову, и удар пришелся по затылку. Некоторое время перед глазами плыли расплывчатые пятна, голос бежавшего пленника был приглушен, женщина смогла различить только короткие фразы:
– ... издевались надо мной... пристегивали к трубе... били через подушку по почкам... только на пять-десять минут выводили из погреба, остальное время я проводил в темноте... есть только раз в сутки... вместо туалета яма в погребе, которую вырыл одной рукой... сегодня обещали убить меня...
У Валентины не повернулся язык остановить парня. Да, яблоко от яблони... Прав был Маргелов, у отца с сыном одна кровь.
Максим хотел еще раз ударить ее, но Станислав Сергеевич остановил его.
– Не надо! – Он обнял Максима. – Ты уже взрослый, сын, я хочу уберечь тебя от необдуманных поступков. Посмотри на эту женщину – она сошла с ума, предъявила мне обвинения в убийстве своего сына и какой-то девочки. И она пришла ко мне! Это ли не сумасшествие! Надеюсь, ты не поверил в то, что она тебе наговорила?