Торгрим питался степенно и неутомимо, на Бинго и сам смотреть брезговал, оберегая аппетит, так что таращился угрюмо в сторону двери, а потому оказался первым, кто заметил вошедшего в таверну мужичину в длинной кольчуге и с прузенским гербом — узорчатой стеной на табарде. Суровый взгляд новоприбывшего обежал помещение, скользнул по берету хозяина и сосредоточился на пожирателях деликатесных птичек. Дварф сокрушенно вздохнул: ну что за судьба, ни присесть, ни прилечь, чтобы кто-нибудь не докопался!

Посетитель тяжким шагом оперуполномоченного приблизился к столу, локтем небрежно, но со значением задвинул за спину длинный меч-бастард и, опершись о стол обоими окольчуженными кулаками, с выражением кашлянул.

— М-да? — вежливо уточнил цель визита Торгрим, потому что Бинго, завидев такое дело, ускорил скорость поедания, пока все не отняли, и, по обыкновению своему, подавился. Человек со вздохом хлопнул его промеж лопаток, а Торгрим отклонился в сторону, и обломок птичьей кости вылетел из гоблинской пасти, едва не пробив стойку.

— Сержант городской стражи Гилберт, — изронил кольчужный тяжко.

— Где?! — панически взметнул взгляд Бинго.

— Я!

— Ты?

— Да.

— Что?

— Что — что?

— Ты что?

— Я сержант городской стражи Гилберт!

— Ты?!

Торгрим под столом пребольно пнул Бинго в коленку, чтобы перестал накалять обстановку, пока сержант еще не перешел в опасную стадию искрометания.

— Чем можем помочь, сержант?

— Поступила на вас жалоба. — Сержант оценивающе оглядел обоих. — Ну да, точно, один росту малого, поперек себя шире, с бородою, второй же отменно крупен и вороват.

— Вот те на! Это ж кому мы успели мозоль оттоптать?

— Местные горожане уверяют, что подверглись с вашей стороны битью, притеснениям и ограблению. Предъявили синяки и шишки, описали как один ваши личности, рассказали, где искать вас. Перечислили также отнятое: колпак полосатый… вижу, вон он, особая примета — штопка по нижнему краю… золотых монет — три, серебром монет — две дюжины, меди несчитано.

— Каких монет?! — изумился Бинго. — Колпак этот… ну колпак и колпак, я ж так, для смеху взял, на глаза натянуть, чтоб спалось крепче! А монет… твоя работа, бородатый?!

— Не брал, — кратко и хмуро изронил Торгрим. — Ничегошеньки не брал, привычки такой не имею. Что завалил всю шайку промеж домов — в этом сознаюсь, так это ж они ко мне плотным строем подступили из проулка и насчет кошеля интерес проявили!

— В битье, стал быть, признаемся?

— Сержант, ты на меня посмотри, — предложил дварф рассудительно. — Как думаешь, кабы я их бить всерьез взялся, было б кому жаловаться? А денег с них я не тряс, не по мне такое паскудство. Это они нарочно наговаривают, чтоб получить выгоду!

— Вот правда он не брал, — подтвердил и Бинго, от огорчения даже жевать прекративший. — Как же им не совестно, обвинять в таком честного дварфа! Мы вот мимо кузнеца ехали, так он даже наковальню не уволок, хотя всю слюной закапал!

— Бил один, обирал второй. — Сержант уставился на гоблина с сугубым вниманием. — Ты тоже, надо полагать, честнейших правил и на наковальню не позарился?

— Требую присутствия своего адвоката, — обиделся Бинго и притянул к себе кружку с сидром, которым тут за недержанием пива отпаивали личностей невысокого полета.

— Что за такой адвокат?

— Это из гномской юридической практики. Когда тебя в чем-то обвиняют, выставляешь заместо себя бугая в семи железных шкурках да с таким дрыном, чтоб от стены до стены, и пускай-ка сперва через него протолкаются.

— То есть признаешь свою вину?

— Ни за что! Колпак суть боевой трофей, а денег в глаза не видал. Никаких. Никогда.

— Как, сержант, у вас такие споры решаются? — осведомился Торгрим бесстрастно. — Есть, слыхал я, суд меча в здешних краях, так я готов свою правоту на нем доказать.

— Уж ты докажешь, — хмыкнул сержант. — На тебя и всех четверых спустить — пух и перья полетят, я уж вижу. Однако что ж мне делать с вами? Кляу… жалоба то бишь, подана по всем правилам, сыскался среди пострадавших грамотный, пергамента не пожалел. Налицо признание в битье и часть похищенного. Должен вас, проезжие, пригласить пройти со мной, а поутру доложу в магистрат, там уж с судьей договаривайтесь. Да не договоритесь, думаю я, ибо один из вами обихоженных — судейский племянник, а второй — сын его лучшего друга, торговца тканями.

Бинго и Торгрим переглянулись.

— Вот тебе и энтропия, — угрюмо заявил дварф, взялся за кружку и в два глотка ее ополовинил. — Вот тебе и паскудство, вошедшее в рамки обыкновения. Не удалось на гоп-стоп взять, так спрячемся за широкие спины городской стражи!

— Не говори даже, — поддакнул Бинго горестно. — Ты, сержант, наносишь мне зверское увечье, расколачивая вдрызг мое горячее, но хрупкое сердце. Ведь это я привел моего дикого, но честного… собственно, дикого до полной честности, друга в ваш город, дабы показать ему, сколько прекрасного таит в себе цивилизация. Смотри, сказал я ему, указуя на стену вашего города, смотри, мой верный… борода, там живут честные люди, а стены они построили, чтобы их не обокрали толпы вороватых кочевников! И чем же город Прузен встретил нас, двух усталых путников?!

— Нас хотели ограбить!

— И оболгать!

— И отправить на каторгу!

— И надругаться! — Бинго запнулся и виновато развел руками. — А что, разве не есть самое надругательство, когда вешают на тебя Стремгод знает какие обвинения и еще защищаться доступным способом не дают?

Сержант Гилберт прочувственно шмыгнул носом.

— Я, между нами говоря, своего брата-воина за версту вижу, — объяснился он, с трудом подбирая слова, поскольку большим красноречием отродясь не страдал. — И вам поверю куда как охотнее, нежели тем охламонам, что целыми днями баклуши бьют да приличным людям жизнь портят. В строй бы их всех да на порвенирскую границу — там-то из них живо дерьмо выколотят!

— Вот и славно, пошли помуштруем!

— Ты сиди. — Сержант опустил весомую длань на плечо Бингхама, удерживая его на лавке. — Хорошо бы… да когда у нас хорошо получалось? Я тут при исполнении, получена жалоба от горожан — должен расследовать… следы правонарушения налицо. Может, вы это… встречный иск подадите, а я как есть заверю, что сотрудничали охотно, препятствий следствию не чинили…

— Мы тоже племянники вашего судьи, вот как раз навестить приехали…

— Да, тут все печально. А вы чего предлагаете?

— Мы, сержант, у вас проездом. — Торгрим отодвинул кружку. — Завтра с рассветом дальше двинем, только нас и видели. Ты не спеши возражать и за мечом своим не тянись, а попросту прими к сведению: задерживаться у вас нам ноне не по карману. Так что если есть у тебя какой вариант выхода, мы тебя внимательно слушаем, а если нет — что ж, зови своих стражников, да только не забудь им объяснить, что под мой топор пойдут заради лжи бессовестной. Не брали мы их денег… да сам подумай, откуда у этой шантрапы три золотых?! И по этому вопросу считаю толковище законченным. Колпак мой приятель и впрямь взял, его ты забрать можешь, а руки ему я в назидание пообломаю, когда отпадет насущная в них потребность.