— Это какое-то недоразумение, — произносит Чэд, обращаясь скорее к нам, чем к Молли. — Оно непременно разъяснится.

— Да все уже всё знают! — кричит Молли. — Ты постарался! Ты вел себя так, что даже чайки болтают об этом! Все только об этом и говорят. Мне звонили четыре адвоката из твоей фирмы и еще три жены твоих адвокатов. Только мои лучшие друзья — святые люди, — они молчат, словно воды в рот набрали! Но уже месяц я догадываюсь: им известно нечто ужасное о моей жизни. Настоящие друзья обязаны были мне что-то сказать. Вы обязаны были сделать для меня хотя бы такую малость…

Молли выбегает из сада. Она сворачивает направо, на Ист-Бэй-стрит, и исчезает из виду.

— У нее разыгралось воображение, — настаивает на своем Чэд. — Что-то с головой. На следующей неделе надо будет отправить ее на обследование.

— Перестань наконец врать, Чэд, — просит Бетти. — Скажи правду. И тебе самому станет легче.

— У Молли нервный срыв, — упорствует Чэд, но трудно воспринимать его слова всерьез, когда у него из носа капает кровь. — Обещаю, на следующей неделе жена позвонит вам и извинится. В последнее время она неважно себя чувствует. Я ожидал подобного. Возможно, мне понадобится ваша помощь.

— Чэд, почему бы тебе не догнать Молли и не поговорить с ней по душам? — предлагает Фрейзер.

Она подходит к ящику со льдом и смачивает салфетку в холодной воде. Осторожными движениями Фрейзер смывает кровь с лица и шеи брата. Он выхватывает у нее салфетку и прижимает к носу. Мы знаем по опыту, что характер у Чэда вспыльчивый, а вспыхнув, Чэд представляет опасность.

— Ступай домой, Чэд, — самым ласковым тоном любящей сестры говорит Фрейзер. — Еще можно все исправить. Еще не поздно. Молли страдает так, потому что по-прежнему тебя любит.

— Заткнись, Фрейзер! Хоть раз в жизни помолчи, — шипит Чэд, как рысь на дереве. — Ты всегда на стороне Молли, что бы ни случилось.

— Я просто хочу помочь. Я люблю тебя, как и она.

— Тогда докажи свою любовь. Начни с того, что поверь мне. Просто доверяй моим словам, — кричит он и добавляет, совершенно напрасно: — Тупая бегемотиха!

Не схвати мы с Айком Найлза за руки, я думаю, Чэд не собрал бы костей. Мы с Айком толще Найлза, зато он выше и ловчее, а когда разозлится — не помнит себя. Я придерживаю за ремень рвущегося к Чэду Найлза, в то время как Айк по-медвежьи сжимает его.

— Как только я вырвусь на свободу, — говорит Найлз Чэду, — я откушу тебе нос. Клянусь, ты останешься без носа, красавчик.

Фрейзер мечется между мужем и братом, прикрывая Чэда от Найлза.

— Надеть на Найлза наручники? — спрашивает Бетти у Айка профессиональным голосом полицейского при исполнении служебных обязанностей.

— Нет, солнышко, — отвечает Айк. — Найлз будет вести себя хорошо. Лучше достань мою дубинку из багажника и ударь Чэда по коленкам.

— С удовольствием. — Бетти не спеша направляется к автомобилю.

— Чэд, — говорит Айк, — похоже, ты сегодня не в настроении прислушиваться к советам. Но все же я тебе дам один.

— Неподходящий момент, шеф, — усмехается Чэд. Никогда еще слово «шеф» не произносилось с таким сарказмом.

— Совет такой. Беги со всех ног, сукин сын. Уноси свою задницу. Я не думаю, что у нас с Лео хватит сил удерживать Найлза долго.

Услышав это, Найлз вырывается из моих рук, потом из рук Айка. Айк падает на колени, а Найлз кидается вдогонку за Чэдом. Мы с Айком догоняем Найлза, ставим ему подножку, и все валимся на траву. Потребовалось еще секунд десять, чтобы скрутить нашего разбушевавшегося товарища. К этому моменту Чэд, воспользовавшись советом Айка, успевает добежать до своего «порше», по-прежнему прижимая окровавленную тряпку к носу. Мотор заводится, и машина стремительно трогается с места. Мы ожидаем, что Чэд свернет на Чёрч-стрит, следом за Молли, но он поворачивает в противоположную сторону, направо, на Митинг-стрит, и, поддав газу, набирает скорость, с которой в Чарлстоне не принято ездить.

— И после всего этого он едет-таки к своей девчонке, — делает вывод Бетти.

— Что ни говори, — открывает рот Шеба, женщина, которая прекрасно себя чувствует в эпицентре самого невообразимого хаоса, — а умеете вы, южане, устраивать вечеринки. С вами не соскучишься.

Сначала разговор за столом не клеится. Он перескакивает с темы на тему. Шеба наигрывает на рояле мелодии, с которыми она и ее брат познакомили нас много лет назад, когда ворвались в нашу жизнь, застывшую на мертвой точке. Затем начинаются танцы, я наливаю себе коньяка и стою, прислонившись к роялю. С трудом верится, что Шеба всего лишь дилетант по сравнению с братом, чье мастерство совершенно. Все равно ее голос звучит чудесно.

После танцев мы сидим в мягких, удобных креслах, среди книг, которые занимают три стены от пола до потолка. Найлз исправно подливает нам в бокалы коньяк. Спускается вечер, и мы зажигаем свечи. Парочки сидят на кушетках, держась за руки так естественно, что мне становится завидно. Мы с Шебой сидим друг против друга. Она что-то хочет сказать, но ей трудно начать, слова застревают в горле.

— Со мной творится что-то неладное, — наконец заговаривает она, и в комнате становится тихо. — И всегда творилось. Я всегда приношу с собой несчастье. Я не могу избавиться от него. Несчастье тянется за мной повсюду. Вот и сегодня то же самое.

— Глупости, — возражаю я. — Молли с Чэдом вполне взрослые люди и в состоянии самостоятельно испортить себе жизнь. Для этого им не нужна ничья помощь. Мы сегодня все в положении зрителей. Но это никак не отменяет того факта, что нам очень не хватало тебя, родная.

— Ничего вы не потеряли. За последние десять лет я не сделала ничего стоящего. Пора посмотреть правде в глаза. Похвастаться нечем. — Шеба смеется, но чересчур громко и совсем невесело, этот смех граничит с плачем.

И действительно, она начинает тихонько плакать. Женщины вскакивают с мест, окружают ее, гладят и утешают. Мы, мужчины, сидим, будто парализованные, удивляясь, как сильно действуют несколько слезинок, пролитых женщиной, которая нам небезразлична с юношеских лет. Бетти вынимает из своей бездонной сумки носовой платок и протягивает Шебе, той удается вернуть себе толику самообладания.

— Простите меня, простите, — всхлипывает Шеба.

— Ты не должна извиняться перед нами ни при каких обстоятельствах, — говорит Фрейзер. — Ведь мы же твои друзья. По крайней мере, считаем себя таковыми.

— Я боюсь вас просить, — начинает Шеба. — А ведь именно ради этого я и приехала. У меня к вам большая просьба.

— Проси, — говорит Найлз.

— Проси, о чем хочешь, — вторит Айк.

— Когда вы в последний раз получали известия от Тревора? — спрашивает Шеба.

Она снова начинает плакать, но на этот раз уже в полный голос, не сдерживаясь, содрогаясь всем телом, и проходит несколько минут, прежде чем она берет себя в руки.