Мы с Машей не сдвигаемся с места. Вижу, как она натягивается, заламывает пальцы, и чтобы больше не тянуть эту ситуацию, обхватываю ее руку своей и крепко сжимаю. Иван это замечает, мгновенно прекращая семенить.

Машины ногти впиваются мне в кожу, с такой силой она сдавливает мою руку.

– Пап, нам надо вам кое-что сказать.

Белов плотно губы сжимает. Уже и говорить ничего не надо. Он сам все понял.

– Это как понимать? – гремит его голос. – Дамир? – а взгляд расплавленной сталью перетекает на меня.

– Мы с Машей вместе, – отвечаю как есть.

– Вместе?

– Да.

– Это так ты за моей дочкой присмотрел?

– За ней не нужно присматривать. – Тут, конечно, вру, потому что находить приключения – это в стиле Маши, но имею в виду совсем другое. – Она у тебя довольно взрослая и умная. А вместе мы… потому что так сложилось.

По гневному лицу вижу, что принимать ситуацию быстро он не собирается.

– Что ж ты творишь, а? – выпаливает на выдохе, – Хочешь, чтобы мучилась она, да? А ты, Маша, куда смотришь? Думаешь вообще головой?

– Я люблю Дамира, пап.

– Я уволился, – поясняю ему ситуацию, потому что знаю, что вопрос моей работы для него стоит на первом месте.

Скривившись на Машкино признание, Иван снова возвращает внимание на меня.

– Уволился? Ты же никогда не собирался. С чего вдруг?

– Потому что Маша для меня оказалась важнее.

Илона складывает руки на груди и головой качает. Хоть тут легче. Кажется, хотя бы у нее мы нашли понимание. Маша тоже замечает, как мать с теплотой смотрит на нее, и благодарно улыбается в ответ.

Чувствую, как внутри все сводит от напряжения. Что ни говори, для меня одобрение Ивана тоже важно, хоть и не влияет ни на что. Но внутри понимаю, что хочу, чтобы «дети» так и остались детьми.

– Изверги, что ж творите, а? – чертыхается Иван и, махнув рукой, проталкивается между нами в зал.

Ободряюще сжимаю руку Маши. Она выглядит немного напуганной и бледной.

– Пойдем, не волнуйся.

Иван рывком достает из шкафа бутылку коньяка и рюмку. Молча наливает и тут же махом выпивает. Щурится, тяжело дыша.

– Пап, – пытается достучаться Маша, – ты же любишь Дамира. И меня тоже. Тебе даже привыкать ни к чему на надо. Для тебя изменится только то, что Дамир теперь будет бывать здесь чаще.

– Удивили так удивили, – будто не слыша дочери, Белов опирается ладонями на стол. – Вот, а я говорил, что тебе в столицу ехать не надо. Как чувствовал же.

– Иван, пойдем поговорим, – предлагаю, видя, что ему нужно выговориться, а при жене и дочери он этого делать не хочет. – Я все объясню.

Белов смотрит на меня несколько долгих секунд, а потом цокает.

– Объяснит он. Что уж тут говорить?! Как будто ты поменяешь свое мнение, и эта упертая тоже.

Смотрю на него и начинаю улыбаться, потому что понимаю, что поезд тронулся, долго не простояв. Скашиваю взгляд на Машу. Любимые губы тоже расплываются в улыбке.

– Пап, – тянет малышка, – не поменяем, – подтверждает его же слова, заставляя Белова только глаза закатить.

– Воспитали на свою голову. Но с тобой мы поговорим, – махнув в мою сторону указательным пальцем, достает из шкафа вторую рюмку.

– Поговорим, – обещаю, испытывая облегчение и притягивая к себе счастливую малышку.

Маша прячет у меня на груди лицо, пока я безотрывно слежу за Иваном. Тот все еще с неверием качает головой, глядя на нас. А Илона со смехом подходит к нему и гладит по руке.

– А ты переживал, что Маша там себе найдет невесть кого. Видишь, все в порядке. Нашла такого, к которому у тебя претензий вообще не будет.

– Да уж. Удружила, – без злобы признает Иван, – но ты права. Могло бы быть и хуже.

Знаю, что со временем он свыкнется. Поворчит, напьется, выскажет все как есть, а потом все образуется. Потому что он действительно мне как отец. А его… и, главное, мою Машку я никому в обиду не дам.

Потому что женщина, ради которой можно круто изменить свою жизнь, появляется только раз. Самое важное – ее не упустить.

– Что мы здесь делаем?

Оглядываюсь по сторонам, рассматривая картины современных художников. Галерея, куда меня привез Дамир на выставку, открылась относительно недавно, но работы здесь просто изумительные.

– Сюрприз, малыш, – заговорщицки усмехается Дамир, уверенно ведя меня за руку вглубь внушительных размеров зала.

– Ты хочешь купить картину? – улыбаюсь, не прекращая обводить глазами шедевры на стенах.

Потрясающие картины так и магнитят к себе. Натюрморты, пейзажи, выполненные яркими красками. В них бурлит жизнь, и так и хочется остановиться, чтобы рассмотреть каждую. Вот только Дамир не дает останавливаться. Его горячие пальцы крепко держат мои, пока я глазами не натыкаюсь на одно из полотен, которое вызывает чувство де-жа-вю.

Нахмуриваюсь, обведя его глазами, и тут же испытываю второе. Точно такое же. Картина напротив меня это обыкновенный городской двор, засыпанный снегом. В свете фонарей играют снежные хлопья, а внизу под желтым светом целуется влюбленная пара.

Сердце сжимается и тут же подскакивает вверх, когда до меня наконец доходит.

– Это же… – выпаливаю, резко вскинув на Дамира голову.

– Договаривай, – улыбается этот ненормальный.

– Мои картины… Это мои картины.

И вижу в любимых карих глазах удовлетворенные смешинки.

– Твои, – кивает, подтверждая то, во что я пока еще сама не верю.

– Но как? – снова возвращаю глаза на стену и обвожу имеющиеся выставленные работы глазами.

Здесь почти все мои картины, кроме его портрета. Штук десять. Слева, справа, они повсюду. Сердце оглушительно стучит, а в глазах плывет. Никогда не могла представить себе, что мои картины будут украшать зал одной из галерей.

Подношу дрожащую руку к груди.

– Как ты это сделал?

– Разве это важно? – наслаждаясь моей реакцией, тепло произносит Дамир.

Наверное, у него остались связи после долгой службы в полиции. Не знаю. Но Дамир прав, это не важно. Важно то, что он сделал это для меня.

Едва не завизжав, я крепко обнимаю любимого за шею и, даже не подумав о том, что нас могут увидеть и целоваться в общественном месте неприлично, целую его в губы, а потом в щеки. Осыпаю поцелуями буквально все лицо, потому что эмоции хлещут фонтаном, а выразить их я могу только так. Слов не хватит. Дамир жмурится, стоически выдерживая мое нападение.

– Ты сумасшедший. Я же просто рисовала. Для себя. Для нас. А ты… ты, – эмоции заставляют захлебываться, а Дамир смеется.