Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассмотрим несколько иной вопрос: «Все обезьяны лазают по деревьям. Дикобразы – обезьяны. Залезают ли дикобразы на деревья?» Одна из предпосылок здесь ложная, потому что дикобразы – не обезьяны. Это, однако, не влияет на логическую структуру вопроса. Если все обезьяны залезают на деревья, а дикобразы были бы обезьянами, то вывод, что дикобразы залезают на деревья, был бы истинным. Такие задачи называют гипотетическими. Как с ними справляются правое и левое полушария? Один из пациентов после отключения левого полушария, но с работающим правым, с большим раздражением ответил: «Дикобраз? Как он может залезть на дерево? Это не обезьяна. У него иголки как у ежа. Здесь ошибка!» Правое полушарие знает о дикобразах и знает, на что они способны, а на что нет. При отключении правого полушария работающее левое давало совершенно иной ответ: «Поскольку дикобраз является обезьяной, он, следовательно, может залезать на деревья». Когда экспериментатор говорил: «Но ведь вам известно, что дикобраз – это не обезьяна?», следовал ответ: «Так написано на карточке». Левое полушарие знает, как обращаться с логикой, правое знает об окружающем мире. Соедините оба – и получится мощный мыслительный аппарат. Если же каждое полушарие будет работать само по себе, результат будет странным или абсурдным[272].
Неправильный ответ на вопрос о дикобразе кажется нам одновременно смешным и странным. Юмор часто основан на абсурдности, странности, неспособности распознать две разных и несравнимых точки зрения или смешении отдельных значений. Похоже, что у двух полушарий разное «чувство юмора». Рассмотрим упражнение, которое использовалось в исследовании пациентов с поражением одного из полушарий мозга. Пациентам предлагали закончить анекдот кульминационной фразой, выбрав одну из нескольких альтернатив.
Новую служанку заподозрили в том, что она прикладывается к хозяйскому спиртному.
Она отнекивается: «Должна сказать вам, сэр, что я родом из почтенного английского семейства!»
Пациенты с поражением правого полушария и работающим левым предпочитали такую концовку:
«В любом случае, если еще раз спиртное пропадет, тебя уволят».
Логично, но явно не смешно. Пациенты с поражением левого полушария и работающим правым выбирали совершенно другой ответ, возможно, и забавный, но нисколько не подходящий к сюжету:
«И тут служанка увидела мышь и запрыгнула на колени к хозяину».
Но по-настоящему смешной концовка оказывается, если она включает одновременно и чувство логики левого полушария, и восприятие правым скрытого смысла. В данном случае он содержится в слове «шотландский», явно указывающем на характер пропавшего напитка:[273]
«Семейство твое, может, и английское, да только духом от тебя разит шотландским!»
Наряду с восприятием трехмерного пространства, знанием о мире и чувством юмора у правого полушария есть и другие функции. В частности, оно отвечает за внимание, важнейший когнитивный процесс, который часто остается незамеченным или который вовсе игнорируют. Без способности сконцентрировать внимание разум окажется в потоке бесцельной и бесполезной информации, в которой может просто захлебнуться. Большая часть происходящего вокруг нас банальна и не требует пристального внимания, которое резервируется ради интересных, важных и потенциально опасных для жизни событий. Внимание позволяет нам игнорировать несущественное ради той деятельности, которой мы заняты непосредственно. Нам совершенно нет дела до множества вещей, пока кто-то не сообщит нам об этом. Например, то, на чем вы сидите, давит на вашу задницу. Вот! Внезапно это осознается, и на некоторое время вы не можете забыть об этом. Все ваши мысли сфокусированы на этом, а еще несколько секунд назад вы и думать не думали, на чем вы сидите. Вот что такое внимание.
Когда внимание нарушается, возникают очень странные симптомы. Один из примеров – случай с Чарльзом Диккенсом, который был нездоров в последние пять лет своей жизни. В феврале 1866 года, в возрасте 54 лет, за четыре года до кончины, у него появились явные признаки болезни сердца. Самая серьезная проблема проявилась три года спустя, 23 апреля 1869 года. В Честере, во время утомительной поездки с публичными чтениями, Диккенс заметил странные симптомы. Он написал своему врачу Фрэнку Бирду, который срочно доставил писателя в Лондон. В Лондоне Диккенса осмотрел сэр Томас Уотсон. Его отчет был ясным и четким:
«После необычной раздражительности [Диккенс] в минувшую субботу или воскресенье испытывал головокружение, со стремлением пятиться или кружиться… У него было странное ощущение ненадежности своей левой ноги, словно что-то неестественное было с пяткой; он мог поднять ногу. Но не переставить. Кроме того, он упомянул о каком-то странном состоянии своей левой руки; он не мог точно положить ее на то место, на которое хотел, если только не смотрел туда внимательно; он чувствовал, что не готов поднять руки к голове, особенно левую руку, например, когда причесывался».
У Диккенса были явные проблемы с левой стороной тела, и, судя по всему, с правым полушарием мозга. Уотсон не испытывал в отношении его состояния никаких сомнений: «Диккенс на грани паралича левой стороны тела и, возможно, апоплексического удара». Поражение правого полушария фатально подтвердилось 8 июня 1870 года, когда за обедом писатель вдруг встал и тяжело завалился на левый бок, потеряв сознание. На следующий вечер, вскоре после 6 часов, он скончался[274].
Болезнь Диккенса не кажется какой-то особенной, но был в ней один странный симптом, о котором еще не упоминалось и который в то время, в 1868 году, еще не был описан в медицинской литературе. По пути к дому Джона Фостера, своего друга и будущего биографа, Диккенс заметил, что «мог прочесть лишь половину надписей на дверях лавок, располагавшихся справа от него». 21 марта 1870 года нечто подобное повторилось:
«Он рассказал нам, что когда он шел по Оксфорд-стрит, с ним случилось то же, что и в тот день, когда он прошлый раз обедал с нами, и он мог прочесть лишь правую часть вывесок лавок и магазинов, на которые