– Вы уже начали, сеньор, спасибо.

Варяги, ворвавшиеся в ложницу, надо полагать, были смущены открывшейся им картиной. Во всяком случае, они остановились в растерянности у порога.

– О Жермон, здесь посторонние! – простонала женщина. – Как же вам не стыдно, господа!

– В ваш дом проник враг, сеньора, – услышал Рюэрг над своей головой голос Драгутина.

– Я ничего не слышала. Спросите у слуг. Да отвернитесь же ради бога, господа, я замужняя женщина…

– Извините за вторжение, сеньора, – засмеялся Драгутин. – Мы уже уходим.

Варяги все-таки осмотрели дом, но в спальню хозяев больше не заглядывали. Раймон услышал, как они покидают чужое жилище и наконец оторвался от своей спасительницы.

– Вы спасли мне жизнь, сеньора, я никогда этого не забуду.

– Я тоже вас не забуду, сеньор, ибо благодаря вам я впервые изменила мужу. Ваше счастье, что его нет дома.

– Как вас зовут, сеньора?

– Меня зовут Изабеллой, сеньор Раймон, я жена капитана Труана и подруга вашей жены Радегунды. Я вас узнала и решила помочь. А вы не нашли ничего лучше, как изнасиловать меня в благодарность за спасение.

– Извините, сеньора, это вышло почти случайно. Я буду до конца дней раскаиваться в своем поступке.

– Я тронута, Раймон, и жду благодарности.

– Так мы продолжаем?

– Да, но теперь, надеюсь, без свидетелей.

Бернард Септиманский был потрясен случившимся. Впрочем, у него хватило времени прийти в себя в подземелье королевского замка и даже проанализировать собственные ошибки. А самой главной из этих ошибок был Раймон Рюэрг, хотя и без него сеньоры наделали много глупостей. Императрицу Юдифь следовало устранить сразу же после поражения Карла. Но теперь, пожалуй, уже поздно было об этом сожалеть, оставалось только уповать на поддержку епископов, которые вот-вот должны приехать в Париж, да на удачу Пипина Аквитанского, который для спасения собственного дяди должен напрячь все силы и сбросить в море викингов Воислава Рерика.

Победа Пипина позволит его сторонникам здесь, в Нейстрии, собраться с силами и выставить новые условия королю Карлу, одним из которых будет, конечно, сохранение жизни графа Бернарда Септиманского. Нельзя допустить, чтобы жизнь одного из самых блестящих сеньоров франкской империи оборвалась от руки палача. Карл никогда не решится на казнь, но Юдифь – совсем иное дело. У этой меровингской ведьмы большой счет к графу Септиманскому, и она сделает все от нее зависящее, чтобы он этот счет оплатил.

Бернард провел в заточении две недели, и за это время никто не вспомнил о нем. Неужели человек, который на протяжении десятилетий вершил историю франкской империи, так и умрет здесь, в подвале, на гнилой соломе, всеми покинутый и забытый? Это было бы страшной несправедливостью судьбы.

К счастью, нашелся все-таки человек, не забывший о существовании графа Бернарда. Дверь темницы открылась, и по скользким от сырости ступенькам спустился Эд Орлеанский. Сначала граф Септиманский решил, что вместе с Эдом к нему пришло спасение, но, заглянув в печальные глаза старого знакомого, он вдруг отчетливо осознал, что игра закончилась, а вместе с ней заканчивается и его жизнь.

– Ярл Воислав Рерик захватил Тулузу. Граф Хорсон от лица всех сеньоров Аквитании обратился к Карлу с просьбой взять провинцию под свое покровительство.

– Значит, мы охотились за тенью, благородный Эд, и ярл Воислав не приезжал в Париж? – криво усмехнулся граф Септиманский.

– Увы, Бернард нас обвели вокруг пальца. Графы Адалард Парижский и Роберт Турский уже принесли повинную королю Карлу. Их обложили штрафом в сто тысяч денариев, и на этом их неприятности, кажется, закончились. Впрочем, казнь столь знатных сеньоров могла бы сильно повредить Карлу накануне судьбоносной встречи в Ахене. К счастью, это понимают все, даже Юдифь.

– Выходит, единственным виновником всей этой истории оказался граф Бернард Септиманский?

– Мы ведь не изменяли королю, Бернард, во всяком случае, не заявляли об этом открыто, а ты был правой рукой мятежного герцога Пипина. Даже епископы Эббон из Реймса и Венелон из Санса вынуждены были публично заявить о твоей виновности.

– А как же епископ Эброин?

– Епископ Эброин умер, и этим сказано все. Случайная смерть, за которую никто не несет ответственности.

– А Раймон Рюэрг? – вскинул голову Септиманский. – Неужели и этот уцелел?

– Граф Раймон Лиможский сам явился к королю и оправдался по всем предъявленным ему обвинениям. Конечно, мы могли бы опровергнуть его показания, но, разоблачая Раймона, мы топили бы себя. Мне очень жаль, Бернард, что нам не удалось отстоять твою жизнь. Возможно, нам удастся за тебя отомстить, но, увы, даже в этом я не уверен.

Графа Бернарда Септиманского казнили холодным январским утром на площади перед королевским дворцом в присутствии короля Карла и преданных ему сеньоров. Последнее, что увидел Бернард в этой жизни, была улыбка императрицы Юдифи, бесспорно украсившая ее лицо, порозовевшее на морозе.

Бек Карочей вернулся в Рим в начале лета. В Аквитании все было уже кончено. Пипину не помогла даже помощь императора Лотаря, который был разбит во второй раз в течение года. Армия, возглавляемая Карлом, а точнее, Воиславом Рериком, разметала императорское войско по равнине. Сам хазарский посол едва унес ноги. Он ошибся в выборе союзников, ибо более бездарных полководцев, чем император Лотарь и герцог Пипин, ему видеть еще не доводилось. Возможно, Карл дошел бы и до Павии, а то и до Рима, но уж слишком зыбкой была его власть в Нейстрии и Аквитании, чтобы разевать рот на чужой кусок.

Что же касается Воислава Рерика, то все подозрения на его счет рассеялись как дым, ибо своих претензий на императорскую корону он заявлять не стал. По мнению Карочея, варяг поступил мудро. Римская церковь никогда бы не признала потомка Меровея главой империи, будь он хоть трижды христианином. В Риме еще не забыли страшного разгрома, учиненного варварами, и панически боялись потерять остатки былого величия.

Впрочем, и папе Евгению, и императору Лотарю пришлось пойти на уступки, чтобы остановить вал, катящийся с севера. Издержки были морального порядка, но именно это обстоятельство выводило из себя монсеньора Николая, к которому бек Карочей заглянул с прощальным визитом.

– Мы вынуждены были принять и это условие, бек, – вздохнул секретарь папской курии. – Поверьте мне, римская церковь еще никогда не переживала такого унижения.

– Полноте, монсеньор, – попробовал его утешить бек. – Разве женщинам запрещено молиться в ваших храмах? И что плохого в том, если императрица Юдифь решила поклониться мощам святого Петра?

– Тебе этого не понять, бек, – обреченно махнул рукой Николай. – В этом храме папа Лев возложил императорскую корону на голову Карла Великого. Это было началом нового возвышения Рима и концом господства Меровингов, а значит, и нашей зависимости от Константинополя. Ведь далеко не случайно архиепископ Константин, посол императора Феофила, находится в свите этой женщины. Ей мало разрушенной империи, Юдифь пожелала осквернить еще и символ веры. Это будет началом конца империи, созданной Карлом и папой Львом, отречением внуков великого императора от завещания своего деда. В базилике святого Петра началось возрождение великой Западной империи, и здесь же ей подписывают смертный приговор.