Поздно вечером 24 июня главному редактору «Известий» Леониду Федоровичу Ильичеву позвонил вождь:

— Сталин говорит. Это главный корректор?

— Товарищ Сталин, это главный редактор «Известий».

— Так вот, корректор, позвони во все газеты и скажи, что на приеме по случаю Дня Победы было не тысяча двести, а тысяча триста человек.

По тону разговора Ильичев понял, что Сталин празднует уже давно. Но даже счастье победы не избавило его от злобной подозрительности. Жертвой этой подозрительности пали многие генералы и прежде всего маршал Жуков.

На следующий день после парада Жуков собрал на даче боевых товарищей. Счастливые военачальники с радостью пили за Георгия Константиновича как за выдающегося полководца, одолевшего фашистскую Германию. Все разговоры на даче Жукова записывались. Записи показали Сталину. Он был крайне раздражен, потому что настоящим победителем считал себя, а вовсе не Жукова.

Уже с середины войны органы госбезопасности, сообщая Сталину о настроениях среди интеллигенции, обращали внимание на такие высказывания: «Народ помимо Сталина выдвинул своих вождей — Жукова, Рокоссовского и других. Эти вожди бьют немцев, и после победы они потребуют себе места под солнцем. Кто-либо из этих популярных генералов станет диктатором…»

Министерство госбезопасности приступило, как это называется на профессиональном языке, к оперативной разработке маршала. Иначе говоря, на него стали собирать показания и, конечно же, следили за каждым шагом.

Во время войны вождь был снисходителен к военным.

Сталин разрешал офицерам и генералам покуражиться, повеселиться — все, чего не позволял в политике. Считал, что военным надо давать волю. Ему, наверное, даже симпатичны были такие выходки. И нравилось, когда люди знали, что вождь разрешает им то, что нельзя прочим смертным. Начальник главного артиллерийского управления Николай Дмитриевич Яковлев присутствовал в кабинете вождя, когда Сталину доложили, что прибыл вызванный им генерал.

— Пусть войдет, — распорядился вождь.

Появившийся генерал с трудом держался на ногах. Он был смертельно бледен, понимая, какое ужасное преступление совершил. Ухватившись за край стола, пробормотал, что явился по приказанию… Присутствующие затаили дыхание, ожидая невероятной вспышки гнева вождя.

Но Сталин мягко спросил:

— Вы как будто сейчас нездоровы?

— Так точно, — выдавил из себя генерал.

— Тогда мы встретимся с вами завтра, — великодушно сказал Сталин.

Когда генерал вышел, вождь заметил:

— Товарищ сегодня получил орден за успешно проведенную операцию. Что его вызовут в Ставку, он, естественно, не знал. Ну и отметил на радостях свою награду. Так что особой вины в том, что он явился в таком состоянии, считаю, нет.

Потом настали другие времена.

Однажды Сталин вызвал к себе того же Яковлева, а с ним командующего артиллерией Красной армии главного маршала артиллерии Николая Николаевича Воронова.

Внешний вид бравого маршала Воронова обычно вызывал у Сталина доброжелательную реакцию[7]. А тут, держа потухшую трубку в руке (это, как все знали, безотказный барометр дурного настроения), он молча прохаживался по кабинету.

Яковлев и Воронов стояли по стойке смирно. Суровый взгляд Сталина уперся в грудь высокого Воронова и, естественно, в награды начальника артиллерии Красной армии. И вождь вдруг недовольно произнес:

— Зазнались, орденов нахватали!

Фраза показалась неуместной, как будто не он сам раздавал ордена своим маршалам. Но в ней отразилось некое беспокойство вождя: а вдруг боевые маршалы и генералы, увенчанные воинской славой, станут менее управляемыми?

Сталин не упускал возможности напомнить, что без его ведома ничего делать нельзя. Генералы услышали упреки в «зазнайстве» и «отсутствии большевистской скромности». Не прошло и года после того, как маршал Жуков, увенчанный славой, принимал в Москве Парад Победы, а над ним уже сгустились тучи. Своим первым заместителем в министерстве вооруженных сил Сталин сделал Николая Александровича Булганина, человека сугубо штатского, много лет руководившего исполкомом Моссовета.

— Он представил мне проект послевоенного переустройства вооруженных сил, — сказал Сталин Жукову. — Вас нет среди основных руководителей наркомата обороны. Начальником генерального штаба назначается Василевский. Главкомом Военно-морского флота думаем назначить Кузнецова. По-моему, вам следует заняться сухопутными силами. Мы думаем, во главе их надо иметь главнокомандующего. Не возражаете?

Для Жукова, который был заместителем Верховного главнокомандующего, это означало заметное понижение. Особенно ему не понравилось, что он фактически будет подчиняться не Сталину, а Булганину, которого ни в грош не ставил. Вождь воспринял недовольство Жукова как претензию на более высокую должность.

Сталин стал рассказывать о Жукове странные вещи:

— Вот все хвалят Жукова, а он этого не заслуживает. Говорят, что Жуков на фронте перед какой-либо операцией поступал так: возьмет горсть земли, понюхает ее и потом говорит — можно, мол, начинать наступление или, наоборот, нельзя, дескать, проводить намеченной операции.

Война закончилась, и вождь больше не зависел от своих полководцев. Началась новая кампания репрессий против военных.

16 марта 1946 года Совет министров снял главного маршала авиации Александра Новикова с должности командующего военно-воздушными силами как «не справившегося с работой». 23 апреля Новикова арестовали у подъезда собственного дома. У чекистов даже не было ордера, его просто схватили и засунули в автомобиль.

Из Новикова выбивали показания на маршала Жукова. Он подписал показания, в которых говорилось, что Жуков «очень хитро и в осторожной форме… пытается умалить руководящую роль в войне Верховного главнокомандования… И в то же время Жуков, не стесняясь, выпячивает свою роль в войне как полководца и даже заявляет, что все основные планы военных операций разработаны им».

От других арестованных военачальников тоже получали показания о том, что Жуков зазнался, политически неблагонадежен, враждебен к партии и Сталину.

1 июня 1946 года на заседании Высшего военного совета Жуков подвергся публичной экзекуции. Его вину сформулировали так:

«Маршал Жуков, несмотря на созданное ему правительством и Верховным главнокомандующим высокое положение, считал себя обиженным, выражал недовольство решениями правительства… Маршал Жуков, утеряв всякую скромность и будучи увлечен чувством личной амбиции, считал, что его заслуги недостаточно оценены, приписывал себе разработку и проведение всех основных операций Великой Отечественной».

Жукова лишили должности главнокомандующего сухопутными войсками и заместителя министра вооруженных сил. Маршала отправили командовать войсками второстепенного Одесского военного округа. Генералиссимус Советского Союза Сталин как министр вооруженных сил подписал приказ с перечислением всех грехов Жукова. Приказ разослали всем округам и флотам.