В этот раз Араб стрелял с расстояния пятнадцати шагов, дождавшись поворота головы Валеева. Вначале две пули в грудь – в большую, нежели у головы, площадь, чтобы лишить противника маневра и спустя секунды произвести более точный выстрел.

«Ну да, это он», – сближаясь, в корчившемся на траве человеке Араб узнал рыжебородого телохранителя Полякова, который сопровождал начальника в тот день, когда между Радзянским и Поляковым состоялся единственный, но решающий разговор. Однако это не тот, который обернулся, следуя за Поляковым, определился Араб, всаживая пулю повыше левой брови Валеева.

Дима и не пытался сопротивляться, просто у него не было такой возможности. Два выстрела обожгли ему внутренности, дышать стало невозможно, и его тело опустилось на траву. Он попытался приподняться на локте, но тот скользнул по траве. Еще одна попытка, во время которой Валеев не спускал глаз с невысокого человека, стремительно сокращавшего дистанцию. Он так и не узнал Радзянского, яркая вспышка – вот и все, что увидел Дима, окунаясь в черноту.

«...Это не тот», – поймал отголосок недавней мысли Радзянский. Стало быть, он не ошибся, резонно предполагая, что и в этот раз охранников будет двое. Как поведет себя второй, не слыша громких выстрелов из табельного пистолета напарника, а только все те же сухие хлопки? Мог так же слепо рвануть вперед, мог занять выгодную позицию, перекрывая выход с территории кафе в радиусе пистолетного выстрела, мог забыть про оружие и судорожным голосом вызывать наряд милиции к месту преступления – масса вариантов. Но то, что они вели себя в качестве телохранителей совершенно бездарно, даже не проводив начальника до здания кафе, уж не говоря о том, что должны были не спускать глаз с Полякова за время завтрака, – являлось непреложным фактом.

Все-таки Валеев был один. Это стало очевидно после того, как Радзянский глянул на дорогу, осторожно и аккуратно выбравшись к обочине. Дорога шла в гору и делала резкий поворот, сейчас по ней, непрерывно предупреждая встречный транспорт звуковым сигналом, осторожно взбирался туристический автобус. На парковочной площадке стоял «Мерседес», открытой дверью обращенный в сторону наблюдателя. По всей видимости, в нем никого не было. По мере сближения, не выдавая себя, Лев все больше убеждался в этом, поскольку угол обзора постепенно менялся, открывая невидимую до этого часть салона машины.

«Где же второй?» – недоумевал Араб, бросая тело в кусты, завидев показавшийся из-за поворота еще один автобус «Икарус». Когда Лев послал последнюю пулю в голову Валеева и, сместившись от живой изгороди на десяток метров, начал спускаться, весь превратился в слух. Но ничего, абсолютно ничего подозрительного не услышал. Кроме неясного, нарастающего фона переполоха со стороны кафе и продолжающегося плача ребенка, которому передался испуг матери. Сами женщины достаточно быстро замолчали.

Лев достиг того места, откуда на несколько метров вперед просматривалась каменная лестница. Никого. Издали все четче стали доноситься встревоженные голоса; общий фон суматохи словно распался на отдельные звуки.

Дальше путь Радзянского лежал через шоссе к крутому спуску, за которым открывался засаженный тисом узкий участок, и уже за ним выход к ноздрястой скале, нависшей в десятке метров над морем. Прыгать с такой высоты Лев не собирался, тем более что в том месте из воды торчали острые камни, у него было время изучить этот участок пути, на котором скала выглядела вроде бы непреодолимым препятствием. И только тщательное обследование показало, что, имея определенную сноровку, можно достаточно быстро, удерживаясь за впадины и выступы на скале, узким, уходящим книзу карнизом пройти пять-шесть метров и оказаться на противоположной стороне этого утеса.

Никакой тропы дальше не было – ежевичные и майорановые кустики, которые выводили к оконечности пляжа отеля «Дагомыс». Это как раз то, что нужно. Когда преследователи упрутся в неприступную скалу и глянут вниз на подобие пенных рифов, поймут, что пошли неверным путем. Могут сделать вывод, что человек, стрелявший в начальника местной милиции, воспользовался машиной.

Но неожиданно планы Радзянского изменились; он бы последовал ранее намеченному, если бы, сближаясь с «Мерседесом», не увидел ключ, торчавший в замке зажигания.

Не мешкая ни мгновения, он сел за руль и включил зажигание. Двигатель довольно заурчал, вынося иномарку на проезжую часть. Затемненные стекла не позволяли рассмотреть, кто за рулем, к тому же долго управлять машиной, чей хозяин уже, наверное, проходил в срочных сообщениях как труп, было неразумно. Но Льву выпадал шанс убраться как можно дальше от места преступления – на пару-тройку километров – уже хорошо, где он по ходу определит место съезда с Парковой и укроет иномарку в кустах.

Не так давно кто-то из сотрудников отдела внутренних дел принес полушутливую статью про лидера КПРФ, приуроченную к известным событиям в Югославии. Поводом для выхода этой статьи послужило выступление Геннадия Андреевича с призывом к руководству России объединиться с Югославией. Автор публикации предлагал называть лидера коммунистов Зюгашвили, Югославию – Зюгославией и впредь пользоваться приветствием – зюг хайль!

Оперуполномоченный Николаев был двойным тезкой руководителю КПРФ, звали его Геннадий Андреевич, и с подачи шутников в управе его стали звать Товарищ Зю. Когда Зю вырос в дверях, Людмила Грязнова уже окончила приводить себя в порядок после затянувшейся вечеринки, плавно перешедшей в бурную ночь с бывшим мужем.

Еще не разобравшись как следует в напряженном лице сотрудника и, собственно, в причине его появления в доме Олега, она вскинула руку в нацистском приветствии:

– Зюг Хайль!

– Хайль Зюг! – скорее по привычке немедленно отозвался Николаев. – Готова встретить хорошую новость?

– Ну?.. – Людмила застыла с выражением лица, на котором губы так и остались вытянутыми, словно она затянула гласную своего короткого вопроса.

– Собирайся. Шефа угрохали.

– Полякова, что ли? – И без задержки крикнула, повернув голову в сторону спальни: – Олег! Иди сюда!

Люда вела себя так, будто ждала этой новости с минуты на минуту, поймала себя на мысли, что ничуть не удивлена, что слово «угрохали» могло иметь другое значение, что наконец Зю мог и подшутить.

Из спальни появился помятый, с розовыми следами от складок подушки на лице Олег. Морщась и тряся затекшей рукой, он перевел взгляд с неожиданного гостя на Людмилу, ожидая объяснений.

– Полякова грохнули, – боясь ошибиться в переводе и чтобы не исказить оригинальное сообщение Николаева, сказала Грязнова.

– Кто? – спросил Олег.

– Проснись! – не выдержал Николаев. И к Людмиле: – Ты тоже просыпайся! И вперед, за мной.

– Погоди, Гена, – сбрасывая остатки сна, Олег тряхнул головой. – Я не понял, его что, убили?!

– Тремя выстрелами в голову – это со слов дежурного, сам я не видел. Тебя включили в состав следственной группы, – сообщил он Грязновой, – так что собирайся. Опера уже там ковыряются, следаки из прокуратуры наехали... – От двери Николаев глянул на Олега: – Диму Валеева тоже замочили... Если хочешь, поехали с нами.