На площади было пусто. Только туша бронетранспортера привычно стыла на ветру. БТР не мог сдвинуться с места — маленький секрет, известный лишь узкой группе людей. Какая-то серьезная поломка, которую так и не смогли устранить. Но башня ворочалась, пулемет работал, так что паралитика отбуксировали к зданию мэрии, то ли для солидности, то для устрашения. Что до бодро бегающего предшественника, он охранял главную сокровищницу коммуны — топливное хранилище.

На КПП я показал пропуск, назвал пароль — теперь их меняли каждые три дня — и прошел в мэрию. По дороге меня останавливали еще дважды. Обыскали и сверили рожу с черно-белой фотографией с такой тщательностью, будто я тут впервые.

Кажется, у Коршунова развилась паранойя.

Впрочем, понять его можно. В последнее время дела шли из рук вон плохо. Нападения неизвестных участились. Было разграблено несколько мелких объектов на периферии. Перевалочный пункт на Ленинградской пришлось эвакуировать. А три дня назад на Победе шел настоящий ночной бой. Мы потеряли троих, еще четверо получили ранения. У нападавших двое погибли, еще двоих взяли в плен и допросили с пристрастием. Никакого толку: твердили, что ничего не знают, что им приказали, что работают за еду. Ссылались на каких-то военных. Вновь прозвучало имя «Маршал».

Сначала им не поверили. Одного отлупили так, что он едва кони не двинул, однако выжать больше так и не удалось.

По наводке пленных навестили пару квартир. Одна оказалась пустой, на другой взяли какого-то узбека или таджика, который по-русски едва говорил. Вроде как просто присматривал за домом. Приходили какие-то люди, о чем-то разговаривали. Кто такие, не знает, куда уходили — тоже. Кормили хорошо, поэтому и служит. Вот и весь сказ.

Нападения между тем продолжались. В основном, по мелочи, но нервы у всех были на пределе. В ночные патрули меньше чем по четверо теперь не выступали. Еще немного и впору переходить на осадное положение. Знать бы только, кто нас осаждает.

— Николай, присаживайся. — Коршунов выглядел уставшим. Морщины на лбу стали резче, кожа бледная, ни кровинки. — Что врач сказал?

— Здоров как бык.

Я примерно представлял, к чему эти вопросы и о чем пойдет разговор.

— Хорошо.

По лицу Коршунова пробежала тень. Если бы я корчился в смертных муках, ему было бы проще. Проект «Поселение» закрыть, на идее поставить крест. Увы, никто из побывавших за барьером умирать не собирался и ничем страшнее простуды не заболел. Ну, а простуда по осени — дело житейское.

— Вчера опустошили первую цистерну, — поделился новостями Коршунов. — Пичугин с командой составили подробную карту территории.

Я молча кивнул, ожидая продолжения.

— Пойдешь с ними? — внезапно спросил Коршунов.

На секунду я опешил, вопрос вышел совершенно неожиданным.

— Я?

— Ты-ты, — в голосе мелькнуло раздражение. — Неважно, на каких условиях. Ты готов пойти с ними?

Некоторое время я лихорадочно обдумывал ответ. В голову лезла всякая ерунда в стиле: «Если партия прикажет».

— Ясно, — прервал Коршунов мучительные раздумья. — Разберемся ближе к делу. Если тенденция сохранится, в начале ноября объявлю набор добровольцев.

Я почувствовал себя оплеванным.

— Это действительно необходимо? — Вопрос вышел глупым, лучше б я и дальше сидел с закрытым ртом.

— Да, Николай, это необходимо. — Коршунов прошелся по кабинету, остановился у окна. — Люди продолжают приходить. Размещать их негде, кормить нечем. Зимой будем замерзать и голодать. Как в Ленинграде сорок третьего.

— А котельная? Лесозаготовки?

— Не хватит солярки. Мазут ладно, мазута хватит. Но водяные насосы работают на дизеле. У нас достаточно топлива, чтобы нагревать воду, но недостаточно, чтобы гнать ее по трубам. Если повезет, растянем на месяц-полтора. Больше не выйдет, нужно оставить запас на весну-лето.

— Зачем? — на автомате спросил я.

— Для посевной. Как бы мы ни экономили, продовольствия осталось на считанные месяцы. Единственный шанс пережить следующую зиму — плановые посевы. Нас слишком много, огородами не отделаться. Нужен хлеб, нужна картошка. А для них нужна техника, которая жрет топливо. Спалим весь запас на обогрев — вымрем с голоду. Просто чуть позже.

— Помощи ждать бесполезно?

— Помощи? — Коршунов устало усмехнулся. — Откуда? Пол-области смыло. От Кинеля ничего не осталось, Новокуйбышевск вообще давным-давно выгорел дотла, в Тольятти на месте Жигулевской плотины водоворот в километр, и вода по ночам светится вроде как у нас на ТЭЦ. Наводнение ведь было слишком сильным, вода держалась долго… Оно не просто так случилось. Это там, там, на плотине, что-то произошло перед пробуждением. Да что говорить. Тут везде… — Он поискал слово. Обронил: — Черт знает что.

— А Москва?

— А что Москва? Сейчас все равны, дотаций не будет. Там своих забот полон рот. Мы не знаем, как вытянуть коммуну на тридцать тысяч человек, а в Москве — пара миллионов. Да они там, поди, скоро друг друга заживо жрать начнут. Если уже не начали.

Повисло молчание.

— Почему вы мне это рассказываете? — наконец спросил я.

— Я хочу, чтобы ты понял: «Поселение» необходимо. И мне нужны люди, которые будут им заниматься. У меня хватает администраторов, но тут они не помогут. Для работы нужны люди, которые всё видели своими глазами. Которые знакомы с нестандартными ситуациями. Которые умеют их решать.

— И я лучшая кандидатура?

— Да пойми, в городе будет не лучше! — Коршунов звучно хлопнул ладонью по столу.

Дверь моментально открылась, в проеме показался охранник и тут же исчез, словно ветром сдуло.

— В городе будут свои проблемы, — уже тише продолжил Коршунов. — Может, более предсказуемые, но их будет не меньше. Я не могу тебе приказать. Мне надо, чтобы ты сам понял! Бери Вержбицкого, Неробелова, бабу свою бери. Мы вас всем обеспечим, будете жить как короли.

— Но почему…

— Да потому! Потому что если не справитесь вы, не справится никто. Потому что вы первые поймете, если что-то пойдет не так, и вытащите остальных! Сейчас ни у кого нет такой квалификации. Ни у солдат, ни у профессоров, ни у эмчеэсовцев. Понимаешь ты это?

Я промолчал.

— Думай, — резюмировал Коршунов. — Несколько дней у тебя есть. А потом жду положительного ответа.

* * *

Весь следующий день я промаялся, не зная, как поступить, а под вечер взял и выложил все Нике. Как-никак, в плане Коршунова и ей отводилось место. Ника выслушала не перебивая и тут же въедливо поинтересовалась:

— Твой Коршунов прикидывается или в натуре дурачок?

— Это значит, твердое «нет»? — уточнил я, еще не решив, горевать или радоваться.