Проводя сравнение с Россией, Сун Ят-сен видел залог ее спасения и развития как раз в том, что, несмотря на свою «вселенность», славяне сохранили национализм благодаря опасным, но несмертельным угрозам (последняя – интервенция Запада во время гражданской войны). Посмотрел бы он на нас сегодня!

Для Сун Ят-сена национализм есть «принцип единой государственной семьи (нации)». Это – совсем не то, что национализм гражданского общества, образующего государство-нацию. Здесь – идея семьи, «сыновней почтительности», и нация образуется под влиянием «естественных» сил, когда общество развивается «по пути справедливости (светлым путем)», в то время как государство есть общество, прошедшее по пути тирании. Цель национализма – создать единую семью на соединении этих путей. Утратив национализм, Китай стал «кучей песка» – люди крепко сплочены в семьи и кланы, но нет их соединения в «государственную семью».

У Сун Ят-сена национализм не только не противоречит интернационализму, но и служит ему необходимым условием: «национализм – это то сокровище, которое предопределяет существование человечества» (или: «национализм это инструмент, который дает возможность существовать человечеству»). Если бы национализм угас повсеместно, западные державы полностью вытеснили бы и «переварили» все другие народы, как индейцев. И именно если Китай преодолеет космополитизм и вновь обретет сокровище национализма, он «станет фундаментом интернационализма в Азии» – так же, как русские стали им в Европе. (Хорошо бы это прочесть нашим «державникам», которые вдруг начали клевать интернационализм).

Многие наблюдения Сун Ят-сена поразительно напоминают то, что мы видим сегодня в России. Первым условием возрождения национализма он называет объяснение всему народу истинного положения Китая. Барьером здесь была интеллигенция, которая описывала это положение в европейских привычных, но негодных понятиях. Тогда утвердилось мнение, что Китай – полуколония. Сун Ят-сен много места уделяет доказательству, что это совершенно не так. Положение гораздо хуже: не будучи колонией, Китай стал объектом эксплуатации всех западных держав. Колония – как бы собственность метрополии и никогда не «высасывается» ею до конца. Китай же, по расчетам Сун Ят-сена, при том уровне выкачивания средств, что установился к 1924 году, мог быть полностью обессилен всего за десять лет.

Объясняя реальное положение Китая, он указал на необычное явление. В прошлом китайцы возмущались налогами, установленными своим правительством, но совершенно равнодушно отнеслись к несравненно более крупным изъятиям, совершаемым с помощью экономических рычагов иностранцами. Не просто равнодушно – они не замечали этих изъятий и не верили сообщениям о них. Более того, они были крайне благодарны иностранным державам за ничтожную гуманитарную помощь, которую те иногда оказывали по случаю стихийных бедствий. Думаю, тут Сун Ят-сен подметил симптом, позволяющий предположить, что Россия заболела сходной болезнью.

Конечно, не следует преувеличивать аналогий, не годятся для России и те подходы, которые Сун Ят-сен предлагал для возрождения «державного национализма» в Китае. И все же, этот мудрый человек и большой друг России сказал очень много важного, и его слова заставляют думать. И думать по-другому, чем мы привыкли. А это очень полезно, когда и мы находимся «между жизнью и смертью».

1997

Особо хочу обсудить вопросы, поднятые в серии писем одного читателя «Правды» (назову его Н.). Каждое его письмо – тщательная работа, с четкими формулировками и ясной логикой, со смелой и откровенной мыслью. Эти письма – самая связная критика моих статей от марксиста. Гораздо сильнее Б.Славина и Р.Косолапова. Быть может, не совсем этично мне вести публичную дискуссию, но поднятые вопросы важны для всех. Кроме того, Н. писал мне не как приятелю, а как «деятелю». А сокровенные детали я опускаю.

Н. поднимает три важных и связанных вопроса: марксизм и державность; отношение к троцкизму; опасность юдофобии в среде оппозиции. В разных вариациях эти вопросы встают на встречах с избирателями, и уйти от них нельзя. Думаю, мой спор с Н. даст канву для размышлений.

Себя Н. представляет так: «Да, я марксист, коммунист, интернационалист. Отрекаться от своих убеждений не намерен… Хотя в КПСС никогда не состоял». Письма это подтверждают, из этого я и буду исходить.

Меня Н. квалифицирует сурово. Он пишет: «В России существует три основных идейно-политических течения: „демократы“, „патриоты“ и „коммунисты“. И эти три силы никогда не поймут друг друга, потому что видят мир в разных системах координат. Для первых важно взаимоотношение между государством и гражданским обществом. Для вторых мир – арена борьбы геополитических национально-государственных интересов. Наши же ключевые слова – „объективные законы Истории“, „исторический детерминизм“, „производительные силы – производственные отношения“, „классовый подход“. И Вы, Сергей Георгиевич, относитесь не к „коммунистам“, а к „патриотам“. У нас с Вами есть точки соприкосновения: мы, как и Вы, отвергаем т.наз. „курс реформ“. Но мы – с позиций Ленина, а Вы – с позиций Корнилова. И нам с Вами еще предстоит схлестнуться. Дай Бог, если только на словах…».

На деле, конечно, суть трех сил сложнее. Патриот ли Корнилов по этой схеме – или демократ? Ведь это он, вооруженная рука масонов, свергал царя и рассыпал Россию. Мало ли что пели его офицерские полки, надо же судить по делам. Трагедия белых – именно в расщеплении мысли и дела. Здесь у Н. самое важное – ключевые слова «его партии». Здесь – главное расхождение. Я утверждаю, что точно схваченная Н. формула истмата неверна в принципе. Она противоречит даже нынешней научной картине мира: детерминизм как инструмент мышления кое-как работает лишь в состоянии равновесия, в плавные периоды развития общества. А у нас кризис, крах. Нет никакого исторического детерминизма и объективного закона в том, что Руцкой с Хасбулатовым послали людей штурмовать Останкино. А это захлопнуло нам дверь в один из возможных коридоров развития. Мелочь? Из таких мелочей соткана история.

Я утверждаю, что по типу мышления «коммунисты», как их представляет Н., и «демократы» – одно и то же. А уж на какие цели они направляют мышление и какие «объективные законы» выпячивают – второй вопрос.

Реальные коммунисты стихийно преодолевают эту схему, мышление их меняется, но пока что в нем мешанина классового подхода и державности. Но означает ли этот хаос отказ от идей социализма? Я считаю, что вовсе нет (хотя риск – да, есть). Н. думает иначе: «Меня настораживает дрейф в сторону „госпатриотизма“ при явном пренебрежении классовым подходом. А это значит, что при очередном повороте власти к режиму, полностью зависимому от Запада, но с державной риторикой, сарафанами, теремками, богом и русской вязью, с демонстративным прославлением исторического прошлого Родины (но без коммунистов!) Сергей Георгиевич Кара-Мурза пойдет так же рьяно нюхать котлеты на кухне у Ельцина, как… И вот поэтому мне с Вами отныне не по пути».

Думаю, Н. переборщил. Нет причин считать, что я клюну на бутафоpские сарафаны и теремки. А вот если бы режим Ельцина смог действительно повернуть к патриотизму и вырваться из объятий МВФ, то я, как Мария Магдалина, был бы готов отереть Ельцину ноги своими жидкими волосами. И пусть бы меня прокляли потомки – лишь бы они снова рождались. Но это – фантазии, ибо этот режим так плотно взят в клещи «друзьями», что взбрыкнуть не может. И опасность для КПРФ продать социализм за сарафаны – мнимая.