— На что он намекал?

— На то, что ты любишь молоденьких девушек.

Отец раздраженно фыркнул, потом отложил шляпу и обнял мать. Покачал ее в своих объятиях, как качал Веру, когда та ушибалась. Мать попыталась освободиться, но было видно, что ей этого совсем не хочется.

— Правильно! Я люблю мою молодую красивую жену! И буду говорить это каждому встречному и поперечному. И соседям тоже.

— Не валяй дурака!

— Я и не валяю. Я говорю серьезно. Ты оставила все, чтобы выйти за меня замуж, а этим не шутят. Как ты могла подумать, что я когда–нибудь забуду об этой жертве?

— Мужчины такие легкомысленные…

— Ты несправедлива ко мне. Я не прощу, если ты будешь считать меня легкомысленным человеком! У тебя для этого нет никаких оснований. Ты знаешь, что до тебя я был неравнодушен только к одной женщине, но она умерла.

Мать выглянула из–за полотенца и хотела улыбнуться, но у нее получилась лишь жалкая гримаса. Никто из них не обращал внимания на то, что Вера и Дорте сидят на лестнице и слышат каждое слово.

— Что же мне теперь делать? — спросила мать и отошла к столу. Там она занялась яблоневыми ветками, которые срезала для выгонки.

— Не знаю. Но если тебе это неприятно, я лучше не буду туда ходить.

Мать с такой силой ткнула ветку в тонкую вазу, что удивительно, как стекло не треснуло.

— Все поймут, что это из–за твоей ревнивой и несносной жены.

— Поймут или нет, к делу не относится. А вот твои чувства касаются меня весьма близко.

— Ты считаешь меня дурой?

— Нет! Но я понимаю, что ты не доверяешь моей любви.

— Думаешь, мы стоим друг друга? — спросила мать, безуспешно разглаживая скатерть обеими руками.

— Нет! Ты гораздо лучше. Просто у меня хорошо подвешен язык.

— Посмотри! Из почек капает нектар, хотя они еще не раскрылись, — мечтательно сказала мать и взяла ветку. Потом она закрыла глаза и сунула палец в рот.

Отец подошел к ней и тоже попробовал нектар. Вдруг он как будто что–то вспомнил. Через мгновение он направился к своему креслу, сел и поставил ноги на скамеечку.

— Вера! Сбегай к Ванечке и скажи, что я сижу, поставив ноги на скамеечку, и не могу к ней прийти, пусть она сама придет сюда!

— Ты хочешь, чтобы я солгала? — удивленно спросила Вера.

— А разве ты сама не видишь, как я сижу?

— Вижу, но это только половина правды.

Отец задумался, потом пригладил пальцами усы.

— Вера, ты слышала наш разговор с мамой? Что, по–твоему, правда? Разве с маминой точки зрения правда не в том, чтобы я туда не ходил?..

— Да, но… — пробормотала Вера и быстро взглянула на мать.

Тогда Дорте спрыгнула с лестницы и бросилась к двери.

— Папа, это правда! Я пойду и скажу ей это!

Дорте шла по улице, где овощи продавали прямо на тротуаре. Она промышляла так уже не раз, там редко кто–нибудь их сторожил. Если она была спокойна и сосредоточена, ей это удавалось. Крупной картошки ей хватало на два раза. Самые крупные картофелины были обернуты серебряной фольгой. Помидоры и яблоки легко спрятать в сумку. С бананами дело обстояло хуже, они продавались большими гроздьями. Сегодня она была такая вялая, что ей удалось унести только головку цветной капусты и два яблока.

Уже дома Дорте пожалела, что из–за своей вялости не стащила также молока и хлеба. Но их продавали только внутри в магазине. Она со стыдом вспомнила, как в одном крохотном магазинчике она подошла к холодильнику, где стояло молоко.

— Если ты хочешь что–то купить, поставь это сюда на прилавок! — раздался на весь магазин голос продавщицы, и все головы, как по команде, повернулись к ней.

С тем магазином было покончено. Больше она туда не ходила. Унести хлеб, не заплатив за него, было почти невозможно. А он, как нарочно, благоухал, чтобы мучить людей. В последние дни она так настойчиво пыталась забыть о существовании хлеба, что ей не хотелось ничего другого. У смуглого лавочника на улице стояли только газеты. Но она вообще не хотела красть у него. Они как будто договорились, что она ничего не крадет, но просматривает газеты, лежавшие на подставке. Во всяком случае, он не делал ей замечаний, хотя дверь была открыта и он видел ее. И никогда не удивлялся, что она покупает только молоко.

В тот вечер Дорте сварила себе суп. Красивые маленькие кусочки цветной капусты плавали в подсоленной воде. Она ела медленно, чтобы подольше растянуть удовольствие. Какой смысл начинать красть, если у тебя потом все равно будет рвота?

Три раза ее отказались взять на работу, хотя она могла предъявить паспорт. Оставалось либо надеяться на чудо» либо искать клиентов. Тем временем деньги на билет домой постепенно таяли. В списке все кафе и магазины были уже вычеркнуты. Последним остался большой киоск. Девушка, стоявшая там за прилавком, сказала Дорте, что у них убирает большая фирма, и, пожав плечами, повернулась к следующему покупателю. У Дорте возникло неодолимое желание залепить ей оплеуху. Лара сказала бы, что глупо сдаваться в городе, где столько еды, денег и мужчин. Если у тебя не хватает смелости, значит, нужно стать смелее!

Дорте надела юбку, желтый джемпер, джинсовую куртку, кружевные колготки и накрасилась так, как ее учила Лара. Потом встала в очередь, стоявшую в ночной клуб, хотя знала, что за вход туда нужно платить. Она пропустила вперед целующуюся пару, потому что за ними в очереди стояли два молодых человека. Один был пьян и повис на ограждении от улицы. Другой, на вид добрый, уговаривал товарища взять себя в руки, а то их не пропустят.

— Угостишь меня? — улыбнулась ему Дорте.

— А ты что, не можешь заплатить сама? — удивился он.

— У меня нет денег. — Она слегка прислонилась к нему.

— Твоя мама знает, где ты? — презрительно спросил пьяный.

— Заткнись! — скомандовал другой и повернулся к Дорте. — Хорошо, но ты идешь только со мной!

— Согласна! — ответила Дорте и встала рядом с ним, словно они были парой. Он обнял ее, защищая от холодного ветра, но ногам это не помогло. Полагаться на лето в этой стране было глупо. Она постукивала ногами, чтобы согреться.

Очередь двигалась медленно, как улитка. Парень, обнимавший ее, спросил, как ее зовут, где она живет и еще что–то, чего она не поняла, потому что он говорил очень быстро. Она ответила, что ее зовут Анна.

— А меня Артур! — крикнул он ей в ухо. Они уже подошли к охраннику, и тот сказал, что Дорте еще рановато ходить по ночным клубам.

— Не глупи! Это моя девушка, ей почти двадцать! — галантно возразил Артур и подтолкнул ее к двери. В ту же минуту его товарища вырвало на башмак охранника. Раздались крики, брань, а Дорте с Артуром тем временем проскользнули внутрь.