- Эта девушка работала с вами, - Кирис присел за стол.

Старый.

Вытертый. Впитавший множество запахов, он врастал в каменный пол кухни. А табурет поскрипывал. Вот именно этот табурет из полудюжины, сколоченных деревенским плотником. И ничем-то он от прочих не отличался, но поди ж ты, вечно попадался Кирису.

- Работала... работала она... свиристелка...

Телеса Йорги шевелились медленно, они то шли складками, комкая шерстяное платье, то распрямлялись, и тогда ткань разглаживалась, растягивалась, того и гляди грозила треснуть.

- Йорга, - Кирису удалось поймать взгляд. - Хозяин не желает скандала. А я не хочу, чтобы еще кто-нибудь погиб.

В этой женщине была кровь морских ведьм, как иначе ей к своим немалым годам удалось сохранить гриву иссиня-черных волос, без единого седого.

- Тогда. Раньше. Я просил его не спешить, - Кирис стиснул кулаки, смиряя пламя, которое рвалось наружу.

Он устал ждать.

Сколько лет?

Сколько лжи?

А главное, на сколько его еще хватит? У всего есть предел, даже у моря, что уж о людях говорить.

- Не врешь, - тяжко произнесла Йорга и велела. - Садись. Кормить буду. Садись, сказала... ишь ты, под смертью ходишь, а кобенишься.

Она шлепнула полотенцем по плечу, и Кирис смирился, подвинул затрещавший табурет поближе. А на столе появилась тарелка, из простых, не фарфор, но глина, пусть и глазированная, украшенная незамысловатой косицей... только косицей ли?

Руны переплетались друг с другом.

- Я сразу сказала, что ей здесь не место. Слишком... наивная.

Кувшин с молоком.

И кружка. Край сколот, но это сущий пустяк, так ведь?

Кусок мяса, наскоро обжаренный на углях. Печь ведь работает, стало быть, и угли имеются. Йорга посыпает мясо рубленной зеленью, солью и перцем. А следом льет соус, тягучий, кроваво-красный. Он острый и в то же время почти приторно-сладкий, отчего хочется пить.

Запивать мясо молоком?

Почему бы и нет.

И сухие пресные лепешки, которыми удобно подбирать соус, тоже пришлись в тему.

Йорга усаживается напротив. Под ней табурет молчит, хотя Кирису удивительно, как он вовсе оказался способен выдержать немалый вес кухарки. Она же подпирает подбородки ладонью, и те растекаются.

Йорга смугла.

Почти черна.

И на коже ее желтые камешки песчаника кажутся неправдоподобно яркими. Камушки нанизаны на нить, но та скрывается в складках плоти, и сами камни выглядят так, будто вросли в эту самую плоть. Может, так оно и есть.

Кирис слишком мало знает о ведьмах.

- Она мне родственница... дальняя... двоюродной сестрицы дочка. Та и прицепилась, возьми, мол, - Йорга крутит в толстых пальцах нить, и та течет, будто вода, ниже и ниже... берется из воздуха и уходит в землю. А сила молчит.

Сила Кириса не способна услышать ведьму.

...а их еще полагают пережитком прошлого.

- Я ей говорила, что в этом доме неспокойно, а она все одно... я отказала. Я ж видела, что девчонка не такая... что не приживется она тут. Добренькая чересчур.

- А быть добрым плохо?

- Добрым? Нет. А вот добреньким... добренькие люди думать не способны. А еще не понимают... третьего дня вот господин молодой закрылся. Стало быть, опять подурнело...

...а вот Мар о новом приступе ни словом не обмолвился.

Не знал?

Не счел нужным сказать?

И вот гадай теперь, то ли это маленькая ложь, то ли просто... совпадение?

- Я ей велела не трогать. Но она ж... голодный он... ему самое оно, когда голодный. Не зря жрецы постятся... набрала... поволокла поднос... чтоб поел, чтоб не страдал. Знамо дело, он ей и наговорил. А эта дурочка в слезы...

...и значит, виделись они во время, когда приступ отступил, если мальчишка вообще способен был разговаривать, но прекратился ли? Как знать, на что способен разум, которого тьма коснулась.

- С Даной поругались. Дана отказалась молодой госпоже молоко нести. Раз не велено, стало быть, не велено... а коль охота нарушать приказ, так пускай сама Элька и несет. Но самой же ей боязно...

Йорга тянет нить и молчит.

Ждет вопросов.

- Когда она появилась?

- Так... по весне аккурат. Как Кермину порезали... на место ее... говорила я, что добра не будет, но кто слушает старую Йоргу? Сестрица моя вбила себе в голову, что только при доме доченька ее мужа хорошего найдет...

Вздох.

И от него колышется необъятная грудь Йорги, скрытая под цветастым платком, и руки ее обнаженные, перехваченные медными кольцами браслетов, и волосы, и даже сама кухня.

- К домоправителю пошла, поклонилась ему. Отдала жемчуг. Лучше б девке в приданое положила, но нет... наши-то, домовые, на Эльку свысока поглядывали. Простовата она. И грамоте не обучена, хотя я говорила, чтоб отпускали ее в школу-то... но нет, не слушали. Кто и когда Йоргу слушает?

- Я вот слушаю.

- Только что ты, болезный... добрый больно. Но не добренький, не подумай... сердце ноет? Вижу, что ноет. Не слушай море. И мертвецов своих отпусти. Не своей волей приходят. Держишь. Не надо это, смертью и без того меченный. Так что сиди, кушай, тебе силы нужны... мужик недокормленный, что лодка недосмотренная, при любом ветерке опрокинется, а там уж молись, чтоб не прибрали мертвяки, да...

От ее голоса вдруг стало холодно. И повеяла той исконной жутью, которая, думалось, бывает только в годы детские. Она сгинула вместе с чудищем в шкафу и тварью, что обжила пыльное подкроватье, а вот теперь вернулась.

Скользнула ледяным шнуром по хребту.

Кирис вздохнул.

Остров - место такое... до крайности специфическое, и люди здесь такие же, особенно те, которые из коренных. Не одна сотня лет прошла, вот и не выветрилось из них... нет, не знания.

Сила.

- Чуешь? - Йорга осклабилась, и зубы ее, слегка желтоватые, вдруг показались не по-человечески длинными, острыми. Вспомнилось, что, если хроникам верить, ведьмы никогда человечиной не брезговали. А что, мясо на островах всегда в цене... и не так важно, чье.

- Не бойся, во мне уже капли... то ли дело бабка... вот молодой господин в силу войдет, тогда и поглядишь, как все переменится. Я Эльке сказала, что не про нее он, что ему настоящую ведьму надобно, такую, у которой душа огненная, а тело черное, обожженное.

Йорга провела кривым пальцем по собственной руке.

- Моя бабка, она черна была... ныне-то такие, отмеченные, редко появляются, но раз уж Джар благословил, то не спроста... глядишь, пройдет год-другой и случится буря, а с нею и дитя придет в чей-то дом. Элька помнила старые сказки. И родилась она аккурат в бурю. Оно, конечно, не великое диво, потому как шторма тут случаются.