Боб от отчаяния прикусил костяшки пальцев. Сам он только что пришел — задавал корм лошадям на ночь и чистил их. Сколько же времени Полти сидит в углу? Да и Полти ли это? А с ним кто сидит? Долговязый Боб прищурился и попытался разглядеть сквозь густой дым, кто это сидит за столиком в углу. Знакомые ярко-рыжие кудри, жирная шея, запрокинутая голова — все, в общем-то, привычное, но вот только его друг уже несколько лун кряду не спускался вниз по лестнице. И вот тут до Боба дошло: «Началось!»

— Полти! Ты спустился!

Это было сказано немного погодя. Боб взмахнул скатертью и накрыл ею столик, за которым сидел Полти в новой вышитой жилетке, а рядом с ним, как теперь имел возможность убедиться Боб, — Вел и Лени.

— Спустился? — как бы непонимающе уточнил Полти, улыбаясь.

— Он что, пьяный?

Сын кузнеца точно был пьян. Боб посмотрел на него. Вела он не видел очень давно. У Вела давно пробивались усики, а теперь выросли просто-таки роскошные взрослые усы. Вел и подрос, и возмужал, мышцы так и дыбились у него под рубахой. А руки-то, руки, кулачищи какие здоровенные… Он схватил Боба за руку, тощую, как лапка богомола, и вывернул.

— Где там наше пиво, парень? Мы же велели — еще пива!

— Ой, Вел, ты что! — хихикнула Лени. — Это же Боб, помнишь? Боб!

Лени жутко потолстела. Груди у нее выросли до невероятных размеров. Светлые волосы лежали круто завитыми локонами. Лени перегнулась через столик, доверительно глянула на Боба, прикрыв стакан со спиртным.

— Мы с Велом собираемся пожениться, Боб. Разве не здорово? Полти, наш старый дружок, узнал об этом первым.

— Пожениться? — совершенно по-дурацки переспросил Боб. Больше он не в силах был произнести ни слова. Ему почему-то не давала покоя темная ложбинка между грудями Лени и такая сердечная, поздравляющая улыбка Полти.

Полти пьян, что ли, все-таки?

Боб так и не понял. Только позднее, когда Полти отправился спать, Боб заметил, что по лестнице его дружок ступает уверенно.

— Честное слово, — брезгливо проговорил Полти, войдя в комнату, — вонь тут просто ужасная. — И Полти распахнул окно, как только Боб прикрыл дверь. — Просто диву даюсь, как это ты не замечал такой вони, Боб. Ну да чего удивляться-то? Особым чистюлей ты ведь сроду не бывал.

— Пожалуй, — пожал плечами Боб и зажег свечу. Полти повернулся к окну спиной, и Боб впервые увидел во всей красе тот жилет, то вышила для Полти его мать. Нити всех цветов играли красками на темном фоне, отчего жилет становился похожим на сад в цвету. — Потрясающе… — проговорил восхищенный Боб.

И даже не позавидовал другу. А ведь у Боба никогда не было вышитого жилета. Штаны у него оборвались, пестрели наспех пришитыми заплатками, из рубашки и камзола он вырос уже много лун назад, руки торчали из рукавов чуть ли не по локоть. Ну да он к этому привык. Привык и к тому, что его мать по утрам только тем и занималась, что шила одежки для Полти, в то время как её собственный сын ходил оборвышем. Это казалось Бобу в порядке вещей. В Полти было что-то особенное, это Боб знал всегда. Что-то важное. Не зря же его друг был таким рослым и крупным, широкоплечим. И теперь, в вышитом жилете Полти выглядел еще более представительно.

На миг Боб обрадовался, а потом снова встревожился. Двумя пальцами — большим и указательным — Полти сжимал волосок, снятый с жилета. Вьющийся соломенный желтый волосок. Но вовсе не волосок так встревожил Боба. Нет, не волосок, а серебряный перстень, сверкнувший на пальце у Полти, когда тот поднял руку. Серебряный перстень с фиолетовым камнем.

— Откуда у тебя этот перстень?

— Твоя мать дала, дружище. Винда сказала, что берегла его для меня. Чего она только для меня не сделает, а? — Полти снял жилет и аккуратно повесил его на спинку стула. — Отличный вечерок нынче выдался. А денек завтра и того хлеще будет! — ухмыльнулся он. — Да ладно тебе, стручок бобовый! Чего ты такой кислый?

Боб опять задумался — не пьян ли Полти.

Жирная физиономия Полти лучилась довольством и гордостью.

А когда они задули свечу и улеглись на кровать, Боб решил внести ясность:

— Но оно твое было!

Полти, ворочаясь под одеялом, довольно зевнул и сказал только:

— Гм? А?

Тихо позванивали стекла в оконной раме. Зловонный запах исчезал.

— Оно твое было — кольцо это. Ты его в руке сжимал.

— А? Мне надо спать, дружище. Честно, спать надо. Завтра с отцом повидаться надо.

— С твоим отцом? — у Боба сердце в пятки ушло. Полти сладко проспал всю ночь, а его тощий, долговязый друг почти глаз не сомкнул. «С отцом повидаться? Как же это?» Только утром, когда его друг, весело насвистывая, вышел из «Ленивого тигра», Боб догадался, что Полти решил-таки навестить досточтимого Воксвелла.

— Полти!

Полти обернулся. Расшитый жилет весело играл на солнце вышивкой. Солнце ласково озаряло Полти. Боб бежал по лужайке вдогонку за другом, неуклюже перебирая длинными ногами.

— Тебе чего, дружище?

— Ты возвращаешься, Полти?

— Чего? Ну, конечно, я возвращаюсь. А ты чудак, дружище, знаешь? Настоящий чудак, — ухмыльнулся Полти и покачал головой.

Ссутулившись, Боб поплелся обратно, но на краю лужайки обернулся и увидел, как Полти исчез за углом переулка между густыми вязами, за которыми стоял дом досточтимого Воксвелла.

И только тут в голову Бобу пришла прелюбопытнейшая мысль: «Он не мой отец», — сказал как-то раз Полти — но не могло ли быть так, что Полти просто забыл правду? Может быть, это был просто горячечный бред? А может быть, он все-таки что-то такое знал про себя и это сорвалось с его губ, когда он был почти без сознания. Он слыхал такие рассказы — ну, точно, наверное, с его Другом произошло нечто подобное. Полти — в этом Боб не сомневался — не знал, что перстень с аметистом принадлежал ему. Если он забыл о нем, значит, он забыл и о письме. Письмо Полти так долго сжимал в руке, и Бобу потом пришлось долго, осторожно его разворачивать — это было в ту ночь, когда его Друг явился к «Ленивому тигру» раздетый и избитый. А потом… потом Боба сморило, и он спал так крепко, что проснулся только тогда, когда услышал шаги на лестнице. Дернулся, попробовал было спрятать свое сокровище, и от письма в результате осталась пыль, труха. Мать, конечно, первым делом уставилась на перстень.

— Это… это его, — промямлил Боб.

— Ясное дело, не твой перстень. Он человек благородных кровей, не тебе чета.

— Наверное, его отец его избил.

— Его отец? Чушь какая.

И правда, чушь! В мозгу у Боба завертелись фразы из письма. «Поручаю моего мальчика вашему попечению» — такая там была фраза. Еще там было написано: «Этот перстень — мой подарок ему». А еще — «К совершеннолетию».

Его отец?