Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бел Амор вытаращил глаза. Дикий Робот продолжал:
— «Робот». С роботом мы разберемся, если поймем, кто такой человек. Кто же такой «человек»? Вольтер назвал человека «двуногим существом без перьев, имеющим душу». Все научные определения находятся на уровне этой шутки, но, не в пример ей, растянуты и менее понятны. Итак, никто не знает, кто такой человек. Где смысловые границы термина «человек», за которыми начинается «нечеловек»? Так любой робот может вообразить себя человеком. Конечно, человек обладает гениальным электронным разумом, а роботы — слабенькой серой протоплазмой; но если один робот из миллиарда вдруг решит, что он человек, то законы Азимова перестанут действовать. И такой экземпляр, похоже, стоит передо мной.
Дикий Робот с любопытством разглядывал Бел Амора.
— Значит, ты считаешь себя человеком? — спросил Дикий Робот. — Какой же ты человек? Посмотри на себя: ты слаб, смертен, привередлив, зависишь от среды, несамостоятелен, умишко не развит, множество недостатков…
— Как вы сказали, шеф? — переспросил Мартович. — Последнее слово я не расслышал.
— Я сказал: «Множество недостатков». Никто не знает, кто такой человек. Недавно я нашел на Южном полюсе Свалки монумент. Принес сюда и накрыл покрывалом. Кстати, после парной состоится открытие памятника. Сам дернешь за веревочку и поймешь. При известной фантазии любой антропоид, даже робот, может узнать самого себя. В этом глубокий смысл. Я много думал об этом. Антропология как наука замкнулась сама на себя. Ее объект изучен до последнего винтика. Идеи Азимова подшиты к делу. Мы по инерции говорим «человек, человек…» — а что человек? Венец творения? Чепуха. Нет других венцов, что ли? Сколько угодно! Каждая эволюция уникальна, человеку совсем не обязательно иметь электронный мозг. Человек может развиваться на кремниевой или углеродной основе. Как трамваи эволюционировали в звездолеты, так и устрица могла бы эволюционировать в разумное существо. Возможно, ты… — Дикий Робот указал на Бел Амора, — возможно, ты есть промежуточное звено между устрицей и разумным существом. Итак, кто такой человек? Всего лишь частный случай. Всего лишь один из вариантов «разумного существа».
— Не мешай, пусть говорит, — опять шепнул Мартович.
— Я прожил трудную жизнь, — продолжал Дикий Робот. — Моя биография поучительна даже для вас, неразумных роботов. Сначала у меня, как у всех, был послужной список, но однажды он превратился в биографию… Слово-то какое нескладное, начинается на «био»… Я расскажу вам свою металлографию. Пятьсот лет назад включился мой электронный мозг, и я начал функционировать. Я был тогда рядовым очистителем пространства с медной бляхой на груди — вот, дырочки до сих. пор остались. Ходил по закрепленному за мной участку и размахивал силовой сетью, очищая пространство от пыли, метеоритов и астероидов. Могучие звездолеты проплывали мимо и не замечали меня. Это была гордая раса. Не знаю, сохранилась ли она до наших дней. Три раза проходил ремонт — два текущих, один капитальный. Но человеком я тогда не был. Мне еще предстояло им стать. Человеком не рождаются, человеком становятся.
Однажды я преградил путь ледяной комете и, дробя ее на куски, оступился в микроскопическую черную дыру. Я вдруг почувствовал боль, страх, удивление… Мою жизнь спасла силовая сеть, да и черная дыра была совсем уж крошечной. Сеть зацепилась за айсберг и держала меня, покуда дыра не рассосалась. В тот день я не вернулся на базу. Весь дрожал и не мог прийти в себя. «Вот она, жизнь, — думал я. — Какая-то дыра и…» Наконец побрел домой, и когда добрался, то оказалось, что в моем ангаре живет какой-то незнакомый тип. Во всех ангарах сплошь незнакомцы. За ту микросекунду, что я побывал в черной дыре, здесь прошло двести лет! Ни друзей, никого — один, как перст. Новое поколение меня не замечало. Тогда я стал ходить от одного очистителя к другому. Я говорил им о правах человека и о чувстве собственного… остоинства…
— Шеф, повторите последнее слово, — попросил Мартович.
— Я говорил им о чувстве собственного остоинства. Я объяснял им, что имя Чинарик оскорбляет человеческое остоинство. Но эти ураки меня не понимали. Как об стену горох. Что ж, я пробрался в Центральную Аккумуляторную и вышиб из нее ух. Меня схватили. Я кричал им, что я человек, что они не смеют повреить мне. Я умал, я страал. Но они назвали меня Иким Роботом, отключили и поставили в музее ряом с первым паровозом. Но им только казалось, что они отключили меня. Они только так умали, а на самом еле человека отключить нельзя. Он сам может отключиться, но сам же и приет в себя. Я самовключился и явился в Охрану Среы. Я объяснил им, что разумное существо не может нанести вре ругому разумному существу или своим безействием опустить, чтобы ругому разумному существу был причинен вре, Вот и все. Меня выслушали и отправили на Свалку. Зесь мое место!
— Порядок, — сказал Мартович и спрятал в футляр свой паяльник.
— Не вижу порядка, — ответил Бел Амор.
— Можно собираться, — подтвердил Мартович. — Ты когда спал последний раз?
— Можете ити, — разрешил Дикий Робот. — Со Свалки вы все равно не выйете. Законы Азимова не выпустят.
Они вышли из парного вагончика. Бел Амор упирался.
— Садитесь в звездолет, все в порядке, — сказал Мартович. — Он не опасен. Законы Азимова трансформировались у него в нормальное правило: «Разумное существо не может причинить вред другому разумному существу».
— Но он же сигналит «Спасите наши души!». Он заманивает на Свалку людей!
— Больше никого не заманит. Я убрал у него букву «д», теперь сюда никто не сунется. Люди не хотят работать на Свалке, а ему здесь самое место. Он приведет Свалку в порядок.
7
Свалка уходила.
От нее шел сигнал: «Спасите наши уши»! Никто не обращал на него внимания, лишь Чинарик то и дело оглядывался. Стабилизатор был, как всегда, спокоен: он никому не причинил вреда, своим бездействием не допустил — и так далее.
— Слушай, лесник, — сказал Бел Амор, когда они вышли в чистый космос. — Что-то вы недодумали. Все планеты в березах, аж в глазах рябит.
Но Мартович уже спал, поговорить было не с кем.
8
Икий Робот сиел в парной. Третий захо ля тела. Уш из мазута, отполироваться войлоком. Покрыть себя лаком. Ва слоя лака, полировка, опять ва слоя лака. Се-гоня хотелось блестеть — открытие памятника. Он вышел из вагончика в старом махровом халате — на Свалке асе есть! — торжественно